В дверь снова позвонили, еще настойчивее и грубее, а потом стали бить.
– Эй! – раздалось следом, и, похолодевшие, они узнали этот голос. – Откройте!
Козетта подошла к двери.
– Что тебе надо, Лева? Я сплю. Уходи.
– Тезкин! – крикнул Голдовский. – Я знаю, что ты там! Если ты сейчас не откроешь, я выброшусь из окна.
– Дрянь какая, – побледнела Козетта.
– Слышишь меня? Ты знаешь, я слов на ветер не бросаю. Ты себе потом этого никогда не простишь.
Козетта безвольно опустила руки, а Голдовский еще раз ударил по двери ногой.
– Откройте, крысы! – И его голос эхом прокатился по спящему коридору.
– Боже мой, это какой-то кошмар…
– Я сейчас выйду, Лева, – сказал Тезкин.
За дверью стало тихо.
– Спускайся вниз и жди меня там.
– Я здесь постою, – ответил Голдовский.
Тезкин повернулся к Козетте. Она была бледна, а в глазах у нее промелькнуло хорошо знакомое выражение, какое он видел когда-то у Серафимы Хреновой.
– Я сейчас выпровожу его и вернусь.
– Не надо, Саша. Он все равно не уймется.
– Но…
– Иди.
Тезкин обвел комнату глазами, как ребенок, у которого отнимают любимую игрушку, затоптался на пороге, порываясь что-то сказать, но Козетта с отчаянием и решительностью подтолкнула его к двери.
– Уходи же скорей!
Он снял с вешалки куртку и шагнул на лестничную клетку, где стоял в двух шагах от двери его безумный друг с сигаретой, пристально и цепко оглядывая вышедшего и прикидывая, успело это произойти или ему удалось помешать.
За спиной щелкнул замок, и стало слышно, как в ванной течет вода.
Удостоверившись по убитой Саниной физиономии, что он не опоздал, Лева вызвал лифт.
– Если бы тебе не уходить в армию, – сказал он холодно, – я бы набил тебе морду.
Тезкин молчал, и вид у него был такой несчастный и безучастный, что не отличавшийся физической силой Лева и в самом деле мог сделать с ним в эту минуту что угодно.
– Предатель! – прошипел Голдовский.
Они вышли на улицу, и их окатило пронизывающим ветром Страстной недели. Тезкин шел молча, не закрывая лица и не застегивая куртку, и Голдовский едва за ним поспевал.
– Застегнись, простынешь же! Куда ты идешь? Нам совсем в другую сторону.
Тезкин прибавил шаг, продолжая углубляться в лабиринт домов. Лева уже отчаялся чего-либо от него добиться и волочился следом. Они зашли в какой-то лес, промокли и, наконец, оказались на кольцевой дороге.