Бормотание ненадолго прекратилось, художественная резьба на мне любимой – тоже. Сатанисты перебросились парой фраз все на том же непонятном языке, и обряд продолжился.
Если судить по увлеченности, с которой меня кромсали, там вырисовывали целую картину.
В какой-то неуловимый миг, заглушая раздражающее бормотание, в ушах тонко зазвенело, щелкнуло, и наступила полная тишина. Сначала я решила, что оглохла, но запаниковать не успела, расслышав далекий, доносящийся словно через вату вопрос на чистом русском:
– Почему руны до сих пор не засветились? – обеспокоенно, даже напуганно спросил один из сектантов.
– Еще рано.
– Но…
– Тело готово принять госпожу, но наш зов она пока не услышала…
– И не услышит, – раздался новый голос. Низкий, раскатистый… тревожащий, я бы сказала.
Рассевшийся на мне мужик вздрогнул и подскочил, крепко сжимая в руке кинжал, напоенный кровью. Свечи через одну потухли, размыкая контур круга, а я почувствовала, как ко мне возвращается контроль над телом. Живот горел огнем, каждый вдох давался с трудом, я лежала, глядя в беззвездное небо, и боялась даже пошевелиться. И очень кстати оказалась эта слабость, потому что если бы я сейчас попыталась подняться, то все равно свалилась бы от увиденного обратно.
На ладони сатаниста заплясали яркие языки пламени. Сворачиваясь в полыхающий шар, они освещали некрасивое, угрюмое и потемневшее от гнева лицо, углубляя каждую морщинку. Длилось это недолго, я не успела еще толком его рассмотреть, как шар сорвался с руки сектанта, покорный легкому движению кисти, и улетел куда-то вперед, в сторону тревожащего голоса.
Ответочка была странной и смертоносной, в отличие от огня, который, судя по всему, не навредил говорившему. Сатанист не успел даже вскрикнуть, как его поглотил дымный клубок непроглядной тьмы. Она набросилась на него голодным зверем, сжалась, подрагивая полупрозрачными краями, и схлынула, оставив от здорового мужика лишь кинжал.
– Я не буду спрашивать, что вы делаете на моих землях, – возвестил голос, неумолимо приближаясь, – не буду спрашивать, зачем вы снова пытаетесь разбудить мать, я спрошу лишь одно…
Склонившись надо мной, обладатель тревожащего голоса ожег страшным взглядом невозможных желтых глаз и грубо вздернул меня на ноги. От резкого движения и последовавшего сразу за этим оглушительного взрыва боли, горячей волной разошедшегося от живота по всему телу, на несколько секунд потемнело в глазах, и я не видела выражения его лица, когда мужчина требовательно спросил: