Когда ты эту книгу дочитаешь,
Отправь его учиться на мента!
Ну ладно. Время знай себе летело,
На то оно и время, чтоб лететь.
В нас новости впивались, словно стрелы,
Любой охреневал, кого ни встреть.
Ещё была цела в Берлине стенка –
Три с половиной метра в вышину,
Но Горбачев сменил уже Черненку,
И СССР тихонько шёл ко дну.
Он там и оказался, СССР-то,
Нам оставалось пять недолгих лет
До крови, слёз, агонии и смерти,
А от страны простыл потом и след.
Она ещё слегка потрепыхалась,
Как путч прошёл, и стихли гул и рёв.
Я знаю, почему она распалась
И где не доработал Горбачёв.
Он столько сил в родную землю вбухал,
Но тщетно всё. А в ус бы вот не дул,
Носил бы шляпу так, как наш Витюха,
То хрен бы его Ельцин сковырнул.
Народ, он хочет, кроме конструктива
В делах вождей, ещё и красоты.
Да, в Горбачёве было всё красиво.
Всё, кроме шляпы. Стало быть, кранты,
Конец ему – не в смысле смерть, могила,
Он долго будет жить, другим бы так,
А в смысле, что ушла былая сила,
Нет, братцы, шляпа – это не пустяк.
Вот был Лужков, держал столицу крепко,
Орёл такой – и выправка, и стать,
А кепку он носил – всем кепкам кепка!
Он даже президентом мог бы стать.
Но нет, не стал. Хоть кепка – это круто,
Мы согласиться всё-таки должны –
Тут забывать нельзя ни на минуту –
Без шляпы нету лидера страны.
Советские вожди их надевали –
Ходячий ужас, горе и беда,
Вот потому мы все и выпивали,
Чтоб этого не видеть никогда!
И так у нас вокруг всё было тускло,
А тут ещё партийное ядро –
Товарищи Косыгин, Брежнев, Суслов,
Подгорный, Пельше, всё Политбюро,
Кто вес имел нешуточный, нехилый,
Носили их тогда, в былые дни,
Что впору крикнуть: «Господи, помилуй,
Спаси их, вразуми и сохрани!»
Попробуй крикни – в дурке новосёлом
Легко и быстро станешь, в пять секунд,
Где внутривенно галоперидолом
Любых излечат психов и паскуд.
Они носили шляпы «пирожками»,
Какая-то сплошная чертовня,
И смотрятся такими чудаками,
Ну, правда, из сегодняшнего дня.
Я вспомнил эти шляпы на минутку,
И на какой носили их манер,
И это было страшно. Было жутко.
Вот потому и рухнул СССР.
Но это было всё гораздо позже,
А в восемьдесят пятом и шестом
Мы все, хоть и кривили наши рожи,
Примерно тем же шлёпали путём.
В родном любимом следственном отделе,
Хоть ливень за окном, хоть снежный шквал,
Хоть пенье соловья, хоть звон капели,
Всё так же я дневал и ночевал.