Так мы отметили Димкин день рожденья. Очень душевно, перебрав всех знакомых и пересказав последние романы в интимных подробностях (я, правда, больше слушал). Ели пиццу, очень вкусную. Мне сейчас кажется, что она во всем виновата, но не факт. А потом, когда все показное слетело и мы вновь стали детьми, пиво закончилось и Димка вспомнил, что в машине есть подаренная коллегами бутылка коньяка и какие-то турецкие сладости. Мы спустились во двор, машина стояла в тени деревьев, коньяк был очень хороший, мы слушали музыку и говорили, что на самом деле всё – ерунда, и что я поступил правильно, и что он, Димка, тоже бы уволился и пожил в свое удовольствие, если бы не жена и не кредит за квартиру и если бы не боялся потом опять начинать с нуля. Почему с нуля? – возмутился я. И мы договорились, что не с нуля, но и совсем не с той позиции, на которой он сейчас. Тогда я спросил, чем бы он занялся, и он ответил, что научился бы играть на пианино или каком-нибудь синтезаторе. И если бы хорошо получалось, пошел подработать в ресторанчик, играл бы там по вечерам.
Воскресенье прошло в полубреду, и только к вечеру, осторожно неся на негнущейся шее чугунную голову, я добрался на кухню и смог без особого отвращения посмотреть на печенье и сухари.
Велосипед в коридоре укорял меня своим спортивным видом. Стоял молча, но я же видел, что укорял.
– Ничего-ничего, – сказал я ему, взявшись за изогнутый руль, – я тебе обещаю, мы еще…
Почему я не катался все эти годы? То есть катался, но редко, на даче, и чаще – на совсем старом мамином велосипеде. А здесь, в темном шкафу, стоял мой. И наверно, уже не надеялся, что его когда-нибудь вынут. Последний раз я ездил на нем года два назад.
Что меня теперь удивило, когда я снова стал ездить на велосипеде?
Во-первых, изменилась геометрия города. То, что казалось далеко, куда надо было добираться на двух автобусах и трамвае, оказалось рядом. А то, что было рядом, в четырех станциях метро, – становилось труднодоступным.
Во-вторых, чем дальше от центра города, тем быстрее удавалось передвигаться.
В-третьих, в центре города скорость падала до нуля и его можно было считать недоступным вовсе.
В-четвертых, четче проявился рельеф. Раньше я с ним не считался и мои транспортно-пешие маршруты от него не зависели.