Нет, все равно, млять, не понимаю. Война - это же
подвиг, это вперед, в атаку, с шашкой на лихом коне. На худой
конец, с винтовкой наперевес. Враг бежит, мы победили... А если
смерть, то красивая, геройская... Как у бати... А тут... Шальной
осколок... в живот... уже после боя... Полный звиздец... Если бы не
Абрам, и тела бы не нашли... Спасибо, похоронил... А этого пацана,
физика? Пока разбирался с винтовкой - пуля в голову. И всё, ни
одного выстрела не сделал. Зачем его вообще взяли, раз он не умеет
ничего? Так и не хотели же, сам настоял. Дурррак!
Вроде и геройская получается война, только
неправильная какая-то. Грязная. Точно! Грязная. А может, она такая
и есть? Может, другой и не бывает? А всё это за шашку и лихого коня
- для книжек? Воспитывают? Омлятенеть!
Надо будет завтра Аньке письмо накарябать. Небось,
про ребенка уже написала, не дошло еще. Вот и напишу, что сын
родится, и всё будет хорошо. Надо же, так и не вышла замуж во
второй раз, меня ждала!'
Васька встал с койки и потопал к выходу из
казармы. Сунулся в нужный кубрик:
- Абрам, спишь?
- Нет.
- У тебя папиросы есть?
- Вроде оставались, - Абрам встал, нашел в
тумбочке пачку 'Казбека', протянул Ваське.
- Спасибо. Слушай, а как тебя кличут?
- В смысле? Ты же знаешь. Абрам. - удивился
рядовой.
- Не, ты не понял. - затряс головой Сидоренко. -
Абрам - это как у нас Василий, или Сергей. А кличут меня Васькой, а
сына Серегой будут кликать. Или Серым. У вас же тоже есть такие
имена.
- А-а. Мама Авриком называла. И ребята. Зачем
тебе?
- Ну всё таки служим вместе... Ладно, пойду
курну...
Сержант вышел из казармы и устроился под козырьком
у входа, рядом с ящиком с песком. Несмотря на начавшийся ливень,
место для курения было сухим. С умом строили.
Абрам подошел почти сразу.
- Слышь, Вась, как ты думаешь, этот командир, ну,
внук твой, он правду рассказал?
- Не знаю. А какой смысл ему звездеть? - на
неуставную форму обращения сержант внимания не обратил. Все же, не
на плацу.
- Да вроде никакого... Я вот всё думаю...
Венька... брательник... он же маленький, слабый... и кочегаром на
паровозе... ревматизм у него... под лед провалился в позату зиму...
нельзя ему кочегаром... и мама...
Васька слушал сбивчивый шепот сослуживца и вдруг
осознал, шестым чувством ощутил главное.