Дым в горах - страница 9

Шрифт
Интервал


– А им не больно, Ануш? – тихо спросил Арам.

Старшая сестра повернулась к нему.

– Кому, Арамик?

– Людям. Они же горят. И они кричали. Им разве не больно?

Сердце Ануш замерло, и она судорожно сглотнула, глядя на своего брата.

– Нет, мой свет, – ломающимся на осколки голосом ответила она. – Они заснули, им больше не больно, – девочка с трудом подняла краешки рта, а Арам с удивлением и некоторым волнением снова взглянул на огонь. – Они старались докричаться до Бога.

И она мысленно старалась достучаться до Него, но не могла Его найти. Он словно оставил их, предал, бросил на произвол судьбы. Таких маленьких, беззащитных, всего лишь невинных детей наказал, хотя все дети Его – целая нация – все еще преданно преклонялись перед ним в доверии. Но Ему этого оказалось недостаточно, и Он, проверяя крепость их стержня, продолжил испытывать своих самых верных земных посланников. Ануш утешала себя тем, что эти люди, вся ее семья, весь ее народ больше понадобился Богу там, средь белых облаков и белоснежных звезд, нежели здесь, рядом с ними. Однако ей было непонятно, почему Он оставил живыми ее и Арамика – детей, которым было сложнее всего сейчас на Земле.

И, несмотря на измену самого Бога, нация продолжала молиться, любить и верить. Несломленные дети сломленных родителей, народ превратился в дитя самого Иисуса Христа, который хотел поставить перед ними непреодолимое препятствие, дабы укрепить веру и силу их души. Но дети не могли услышать его слова, звук его тихих молитв, и лишь видели препятствия. Не понимая, за что им это дано, они не злились, предпочитая ненависти любовь. И любовь правила народом, ставшим сиротой идеи, непонятной ни одному иному дышащему существу во Вселенной. Объединенные невидимой нитью, люди одной веры, одной крови, одного духа стояли вместе мысленно, и каждый чувствовал другого. Ведь ненависть к человеку своего народа, своей крови рушила храмы, так бережно построенные предками. Они на самом деле являлись карточными домиками, готовыми разрушиться, если бы рознь в нации, в которой каждый был другому братом, сестрой, отцом, матерью, другом. Единственная в мире, она молилась глазами, видя боль и страдания, зная прошлое лучше самих историков, мысленно живя с теми, кого уже нет. Другие боялись ее, вечно сильную, вечно крепкую, несломленную нацию, не разбиваемую даже под ударом самого тяжелого кирпича. И даже смерть не могла забрать тех, чья душа принадлежала этим горам. И даже после смерти все они были связаны крепкой, неразрывной, вечной нитью. Они говорили взглядом. Они чувствовали друг друга, как будто являлись единым.