Последний из миннезингеров (сборник) - страница 9

Шрифт
Интервал


Но вернемся в магазин.

Толстая продавщица, которую звали Тоней, однажды была искренне удивлена. В магазин явился учитель Алексеев и скупил все чекушки (числом тридцать две). А когда Тоня узнала, что Алексеев учителем больше не работает и, следовательно, бояться его нечего (а учителей-то немолодая бывшая второгодница по привычке побаивалась), она и закричала: «Олег Александрович! Олег! Алик! Алкаш! Чекушки! Чекушин Алик! Алик Чекушин!!!» – и кричала эту фразу до тех пор, пока Алексеева не стала так называть вся деревня. Называли месяц. Пальцем тыкали, особенно бывшие ученики. А потом забыли…

Однако у автора есть свое мнение на этот счет. Пусть Алексеев остается Алексеевым.

9

Так вот и оказались в сторожке пилорамы трое. Что касается обстоятельств жизни Фунтика, то, как ни расспрашивали его Берроуз и Алексеев, какие предположения ни выдвигали, – тщетно. Он ничего не мог вспомнить о своем прошлом. Был он доброжелателен, предельно искренен, предупредителен в поступках (когда ему хотелось смачно чихнуть или кашлянуть, он всегда сдавленным голосом спрашивал сначала разрешения у соседей). Портила его привычка каждый вечер, часам к десяти, напиваться до бессознательного состояния, в котором его и застали Берроуз с Алексеевым при встрече.

Однако, как выяснилось далее, Фунтик обладал недюжинным педагогическим талантом…

Обычный порядок дел в сторожке был следующий.

Начнем с того, что сторожить пилораму от внешних врагов было не нужно. Мужики пилили лес круглосуточно и забивали до полусмерти (умирать отправляли в больницу) всякого, кто посягал на их территорию. Таковых после пяти-шести случаев летального исхода среди населения не находилось. Да и тех, кто жил в Астафьеве и не работал на пилораме, становилось все меньше: женщины, старики, дети, а также сумасшедшие и доходящие от пьянства мужики и парни.

Сторожить пилораму нужно было от врагов внутренних. Обозленные от безденежья рабочие тащили поначалу домой все, что попадалось под руку. Воровали на пропой. Но эта тенденция была остановлена достаточно быстро. Ценные вещи можно было принести к Тугрику и обменять на спирт. Поначалу. Затем у последнего был разговор с Мирзой. После этого разговора Тугрик стал записывать, кто и с чем пришел. В его лексиконе появились слова: «фамилия», «имя», «откуда».