Также авторы одних заметок никак не ссылались на другие, но такое размещение будто бы указывало на то, что читатель должен сам поставить все точки над i, объединив их в общую картину. Борис подумал, что, будь он обывателем-подписчиком данного издания, определенно заподозрил бы неладное, получив этот его выпуск. Бегло ознакомившись с содержанием, он задал единственный пришедший в голову вопрос:
– Кто верстал этот номер?
Примус, который все это время терпеливо ожидал, сначала стоя, а потом вновь усевшись в кресло и периодически поглядывая на дверь, за которой, судя по звукам, уже собрались все находившиеся на станции собаки, посмотрел на Бориса утомленно-саркастическим взглядом:
– Издеваешься? Это все, что тебя интересует?
– Вообще-то, – начал Боря, аккуратно складывая газету, – это бы многое могло объяснить. Видите ли, хоть я в последнее время не частый читатель желтых страниц (уже и не вспомнить, как давно) и хоть я мало что помню из своей личной истории, доподлинно могу сказать, что таких странных газет никогда не видел. Ни обычных секций-разделений, ни преамбул, никаких признаков периодики как таковой. Это похоже на фальшивую газету, если честно, а потому мой вопрос вполне логичен.
Сам удивившись своей рассудительности при всех творящихся странностях, Борис почти торжественно замолчал, спокойно и выжидающе глядя на Примуса. Тот с минуту глядел на него не то в недоумении, не то с презрением, а потом его взгляд смягчился, он улыбнулся и сказал:
– Нда, а ты изменился! Должен признать, как-то возмужал, помудрел, что ли! Может, ты и не помнишь ничего, но пережитое явно на тебе отразилось – муки закаляют, не правда ли?
Так восторженно-насмешливо проговорил все это Примус, что ни малейшей симпатии к нему у Бориса не осталось, если она изначально и была.
– Я помню очень многое, – довольно резко сказал Боря, – больше, чем большинство людей. Я очень многое пережил, находясь в яме, куда против воли был помещен. Бесконечность. Так что да, это на меня повлияло!
Примус вновь засмеялся, да что там, заржал, как конь. Из его глаз текли слезы, он практически растянулся в кресле от судорог, вызываемых все новыми приливами истерического хохота. Боря был в шаге от того, чтобы открыть дверь и впустить столпившихся за ней собак, которые по его приказу разорвали бы наглого незнакомца. Но пока он этого не сделал, предпочтя молча подождать окончания сцены.