Урядник, краснощекий, русый, с рыжими пышными усами, увидев казаха в офицерском мундире, сделал удивленный вид: «Нет, бывало такое, но чтобы здесь, в этой глуши, забытой Богом и людьми!»
Как бы предвидя удивление урядника, Тулеген, так и не дождавшись объяснений, продолжил:
– Смею вас заверить, уважаемый, что офицерские погоны жалованы мне монаршей милостью их императорского величества за труды не менее важные, чем обязанности сборщика налогов.
Служивый, не зная, что ответить, отрапортовал:
– Урядник Сухоруков, ваш благородь.
– Вы закончили, любезный?
– Так точно. Разрешите итить, ваш благородь.
– Сделайте милость. Не смею задерживать.
Урядник, взяв под козырек, тяжело взгромоздившись, пришпорил коня. Тулеген, проводив его взглядом, повернулся к приказчику, тот почтительно сделал уважительный поклон, приложив руки к груди.
Под впечатлением от происшествия, которому Тулеген невольно стал свидетелем, его опять стали преследовать гнетущие мысли. Из разговора с отцом он понял, что пройдут еще десятки лет и все так же, как теперь, в степи будет жизнь протекать своим чередом – не затронутая цивилизацией.
Навязчивые идеи о прозрении своего народа уносили его от настоящей, окружающей его действительности, и, как бы пытаясь избавиться от них, пожирающих его сознание изнутри, он повернул обратно и быстро зашагал к юрте матери.
С самого начала прибытия Тулегена в родной аул его мать Сулема, еще молодая женщина, не переставала ждать его появления у себя в гостях.
Ее небольшая белая юрта сияла чистотой и роскошным убранством. Справа у входа стоял небольшой, окованный серебряной чеканкой сундук работы хорезмских мастеров. Рядом с тахтой возвышалась гора аккуратно сложенных одеял и подушек, упрятанных в вышитые разноцветными кружевными, в восточном стиле, орнаментами пододеяльники и наволочки. Слева небольшой стол-дастархан, покрытый белоснежной кружевной скатертью. Он был заставлен разными сладостями, которые так любил в детстве ее сын.
Были тут и нават, и жент, много конфет. Немного жали-жая, подкопченной конины, жирные слои которой светились ярким янтарем. По всей юрте стоял запах ароматных баурсаков. Когда Тулеген подходил к юрте матери, из нее вышла с какими-то вещами девушка и, увидев его, быстро воротилась обратно. Через минуту показалась мать. После слов приветствия сына она прижалась к его груди, а затем вошли в жилище. Сидевшая на тахте поджав под себя ноги девушка быстро соскочила с места и стеснительно прикрыла лицо ладонями.