Когда забрезжил рассвет, отряд все еще находился в пути. Тулеген все торопил и торопил своего подуставшего коня, потому как больно волнующе щемило сердце в ожидании встречи с родными местами. Бойцы спешили за своим командиром. Он, ехавший впереди, по еле различимым признакам, нанесенным на карту, которую просматривал накануне, находил верный путь. Основной месяц лета, июль, шел на убыль вместе со временем. Тишина окружала со всех сторон.
«Жуткая тишина, аж немножко тревожно», – подумал Тулеген.
Сильно потянуло сыростью в и без того перенасыщенном ночной прохладой воздухе. Над горизонтом в стоящей темной мгле стали вырисовываться очертания камыша – это озеро Конур. В заливных прибрежных лугах стояла высокая и сочная трава, над которой местами, словно бородавки, возвышались кочки.
«Аул совсем уже близко», – с трогательной улыбкой на лице подумал Тулеген.
В камышовой чаще глухо прокричала выпь. А где-то в глубине озера, встречая рассвет, подняли гомон гуси…
Перед самым рассветом отряд напоролся на засаду. Притаившиеся за высокими кустами ракиты на подступах к аулу аульчане открыли беспорядочную стрельбу по всадникам.
– Назад! – закричал Тулеген по-русски и круто повернул коня.
Но бойцы были убиты сразу наповал. Отстреливаясь, он поскакал, чтобы укрыться в прибрежных камышах озера.
– Ах-х! – вскрикнул Тулеген…
Пуля попала в спину. Повернув руку, схватился за рану, но в глазах все поплыло, закружилась голова, и он вывалился из седла.
Подъехавший к упавшему джигит вскрикнул:
– О Аллах! – Он соскочил с коня и склонился к умирающему, приложив руки к груди, повторяя слова молитвы.
Тулеген приподнялся на руках и широко раскрытыми глазами с жалостливой обидой молча посмотрел на него, а затем на горизонте показалось солнце, оранжевый восход которого с неудержимой силой поглощал ночную тьму. Он подумал: «Хорошо бы с природной тьмой ушла бы и тьма отсталости моего народа и, как на этом горизонте, взошла бы заря счастья и процветания».
Он с судорогами в руках опустился, и голова тихо склонилась к левому плечу. Подъехал Усман с несколькими джигитами, бросив поводья, спешился.
– Ваш брат, ага! – глядя на Усмана растерянным взглядом, поднимаясь, произнес джигит.
Усман стоял не двигаясь, еще не совсем понимая, какое горе постигло их семью. Подойдя, склонился над лежащим, положив руку на голову, посмотрел в лицо брата. Усман поднял глаза: