Небо кричало и яростно грохало.
Я спрятал голову Руси у себя на груди. Обнаружил в руке зонт – раскрыл его, спрятался с сыном. Это не остановило чаек, но теперь они рвали не меня, а нейлон. Бились в купол.
Я на несколько секунд потерял ориентацию в пространстве – оказался лицом к каменному волнорезу, закрутился, не зная, где искать тётю Машу и искать ли вообще. Главное – вынести Русю… спасти…
Тётя Маша нашла нас сама.
– Сюда! За мной!
Она потянула меня за локоть, невысокая, решительная, целеустремлённая. Левая сторона её лица была испачкана кровью, налипшим песком. Впервые за бесконечные минуты кошмара я искренне уверовал, что всё будет хорошо. Взгляд тёти Маши не принимал возражений.
– Куда? – выдохнул я.
– К маяку!
Старый маяк приносил городу два евро с человека. Мы собирались обследовать достопримечательность завтра.
– Пап, птицы улетели?
Руся слышал, что нет, но я соврал:
– Почти.
– Я хочу к маме.
Я тоже хотел.
У мужчины на деревянных мостках птицы украли лицо. По кусочку. Склевав глаза, выбили несколько зубов.
Я оглянулся, наверное, чтобы не смотреть на распростёртые тела, и сразу пожалел об этом.
Сердце едва не вывалилось изо рта, как выдал однажды Руся.
Между побережьем и горизонтом неподвижно стоял на волнах корабль. С кроваво-красной надписью на борту: «GOTTX». Судно напоминало ржавый хоппер с мачтами-крестами, над которыми кружили чайки. Сотни, тысячи. Несколько особей были просто титаническими, толкиновские орлы.
Ужасная туча.
Она кричала. Бесовским, острым звуком, в котором слышались и хохот, и плач, и хныканье, и дверной скрип.
Одни птицы стремились к туче, другие – вылетали из неё в сторону берега. На пир.
Засмотревшись, я споткнулся. От падения уберегла тётя Маша.
Дверь маяка не поддавалась. Тётя Маша забарабанила в неё крепкими кулачками. Она кричала – на немецком, на русском, – лупила и пинала дверь.
И та открылась.
Сухопарый седобородый старик впустил нас внутрь, запер на металлический засов.
Я опустил Русю на пол. Сполз по стене.
Внутри было ужасно тесно. В колодце помещались лишь стол и стенд с сувенирами. По стенам ползла узкая винтовая лестница, на которой ещё надо было постараться, чтобы разминуться.
– Можно открыть глаза? – спросил Руся.
– Да, – выдавил я, словно более длинный ответ мог меня добить. Руки висели плетьми. В горле клокотало.