Ганка расцвела от нежданного женского счастья, студент сразу перебрался из поселкового общежития к ней на домашние харчи. Чем бы закончилось это сожительство неизвестно, но судьба вновь приготовила Ганке испытание. Каждое лето она отправляла своего мальчика к свекрови в соседнюю деревню, старики привечали всех внучат и баловали, чем могли: парным молочком, блинчиками да пирогами с лесными ягодами. А это лето стало последним в их доме: сгорели старики с малыми внучатами в ночь, никто не выжил.
Ганка почернела от горя, но нашелся среди односельчан особенно «жалостливый»: ляпнул, что погубила она сыночка, отправила с глаз долой к немощным старикам, чтобы с молодым потешиться. Ганкин пронзительный крик запомнили тогда многие: «Да что вы знаете о моей судьбе?! Какое право имеете судить?..»
Студент, проникнутый этими событиями, предложил отправиться с ним на Украину. Они уехали, а через несколько месяцев Ганка вернулась доработать до декрета, рассказывала, что в новой семье её приняли душевно, и родители мужа люди интеллигентные вовсе не против невестки постарше сына и из простых.
Больше Ганка никогда в деревню не приезжала, да и мне она случайно вспомнилась. Приснился сегодня сон: говорит кто-то: «Ты знаешь, а Ганка Строева умерла». Мне почему-то стало грустно, слёзы навернулись на глаза… И опять голос: «Да тебе-то что? Разве ты её знала». А я ответила: «Она жила в нашей деревне, надо помочь её похоронить».
Может, захотела моя односельчанка так о себе напомнить с чужой теперь Украины? Может не так хорошо ей жилось?.. Пусть в память о ней прозвучит эта история.
И сейчас берег реки поселковые называют её именем: пойти купаться на Матрёну, причалить у Матрёны… Именно здесь, вдали от деревни, и стоял дом этой странной семьи.
О Матрене говорили, что она городская, из приличной семьи, что её родственники занимают хорошие должности. Тем более было удивительно, как могла угодить городская неглупая девчонка в рабскую зависимость к не то баптисту, не то просто к сексуальному извращенцу. Про них болтали всякое, но каждый раз истории сводились к одной теме: в семье сексуальная жизнь на виду у детей, детей надо спасать. И первый повод для решительных действий власти и общественности был дан: дети перестали ходить в школу…
Большой комиссией забирали испуганных и ревущих ребятишек зимой, усадив в устеленные сеном сани. Босая Матрёна долго бежала следом, подвывая и спотыкаясь на выглаженной полозьями дороге. Только хозяин дома остался невозмутим: «Нечего плакать. Ещё нарожаем». И они ещё нарожали, и Матрёна по —прежнему беспрекословно подчинялась мужу, угождая любым его фантазиям.