«Ты не можешь представить, как мне приятно. Я всегда делала это для брата Антоши, пока он не женился. Но Антон редко носил их, предпочитая футболки. Раньше мама всегда гладила папины рубашки. Помню, однажды, мне было лет семь, я как обычно крутилась рядом. Мама утюжила и приговаривала: «Вот, Лялька, когда вырастешь, будет у тебя сердечный друг, и тебе невыносимо захочется самой выгладить ему рубашку». Я конечно спрашивала: «Сердечный друг это муж? Да, мамочка?». А она при этом так таинственно улыбалась: «Может быть и муж. Ты почувствуешь, что это он, когда пожелаешь отдать ему всё своё сердечное тепло». Я скакала вокруг неё и гладильной доски: «Мам, а папа твой сердечный друг?» «Да, Лялечка! Мне очень приятно делать это для него».
«После того как родители разбились вместе на машине, у меня слёзы подступают при воспоминании об этом разговоре. Я прыгала на одной ножке, а мама улыбалась и продолжала: „Запоминай, Лялька! Сперва выглаживают воротник, затем правую полочку и рукав, после – левую полочку с рукавом и напоследок – спинку“ Словно предвидя свою раннюю гибель, мама старалась научить меня всему. И гладить, и шить, и готовить. Но я легкомысленно всё забывала. И только лишь её слова о сердечном друге накрепко запали в мою память. После того как мы остались с Антошей одни, я пожалела, что не стремилась готовить. Кое-что припоминала, конечно. Но в основном пришлось учиться заново».
Влад приблизился к Альбине, обнял сзади, не страшась движений горячего утюга и зарылся лицом в её волосы.
«Я люблю тебя, Аля!»
***
Закончив одеваться, Влад вышел из комнаты.
Год назад, после смерти отца, в больницу к едва начавшему поправляться после ранения Владу пришла женщина. Неотлучно находившаяся с ним Альбина, к его безграничному удивлению, встретила её, словно добрую знакомую, дружелюбной улыбкой. Влад сразу вспомнил женщину. Она почти не изменилась с тех пор, как он видел её шесть лет назад. Довольно высокая, полная, она обращала на себя внимание светлой кожей. Обычно румяное лицо было бледно. Весь её наряд, кроме белых босоножек на низкой сплошной подошве, говорил о том, что женщина в трауре. Чёрное, приталенное, чуть свободное, платье из плотного крепа, без рукавов. Поверх него – чёрная, ажурная накидка-жилет, со слегка удлинёнными плечами, чуть прикрывающими обнажённые руки. На голове – чёрный шифоновый шарф, завязанный сзади.