– Профессор, я доложу всё это правительству. Мы обсудим и доложим высшему Совету Центра. Но, боюсь, без суда не обойтись. А Корэф – это не проблема. Таких у нас миллиард. Скорее всего, уступим.
– Для меня он и есть ваш миллиард. Несправедливость и жестокость ко всем всегда начиналась с одного. Вы можете скатиться к худшим временам истории.
– Хорошо. И это я передам в Центральный Совет. Да, кстати, как далеко вы прячете свой звездолёт?
– Вам всё равно к нему не дотянуться. Как осмотрительно и благоразумно наши предки вас ограничили в полётах орбитой в двести километров!..
– Прощайте, – бросил Вотр. – Увести арестованную.
– Надеюсь, ненадолго, – Анжи встала и с достоинством вышла из комнаты.
В ту же комнату для допросов ввели Корэфа. На его руках и ногах были надеты браслеты. Допрашивал Вотр:
– Арестованный Корэф, расскажите, о чём вас расспрашивала профессор Анжи?
– О! Она уже профессор! Такая молодая. Хорошенькая даже. Я слышал, ей только двадцать семь! Расспрашивала обо мне: чем интересуюсь, как ко мне относятся на работе, мои товарищи, чем увлекаюсь, на что я трачу время вне работы. Вот и всё.
– Она вас подбивала к шпионажу? Может, на диверсию? Участвовать в терроре?
– Нет. Вообще об этом не было ни слова, ни намёка.
– Она вас подкупила сексом, чтобы вы её не выдавали?
– Нет. Пытался я её подбить. Но я не догадывался, что это человек и так молод. И не познала мужчины! Дурочка! Теперь проведёт остаток жизни в лагере, в «Эдеме», так и не познав настоящего секса с роботсмэном. Ничего, ещё вспомнит и пожалеет об этом.
Корэф специально уводил Вотра от существа вопросов, прикидываясь простаком и ловеласом. Но Вотр был неспроста начальником контрразведки. Вотр подумал:
«Она его так расхвалила, а он валяет дурака». – Вотр понял, что от Корэфа признаний не добиться, и приказал его увести.
Но Корэфу действительно нечего было сказать об Анжи. А о том, переспал ли он с ней, его же не спросили. Если бы он был откровенен, то оговорил бы самого себя, когда начистоту открыл перед Анжи всю правду об опасных настроениях в головах роботсмэнов.
«Это было настоящей государственной тайной, – думал Корэф. – Понимали бы это в Центральном Совете, то сблизились бы с людьми и прекратили бы злобную пропаганду. Всё бы на Земле переменилось, и роботсмэны успокоились. А так, нас ждёт нелепая, братоубийственная бойня».