Когда деревья молчат - страница 6

Шрифт
Интервал


Ну, по крайней мере, так мне говорили.

Так я и висела, как на трапеции, пока одна из медсестёр не подлетела и не размотала пуповину, которая меня душила, раскрыв амниотическую повязку. Сообразительная медсестра разрезала её, а потом ударила меня, чтобы я заплакала. Она спасла мне жизнь, но та повязка меня заклеймила. Мама сказала, что сначала это повреждение было похоже на сердитую алую змею. Выглядело весьма драматично. В любом случае, подозреваю, что медсестра была немного взволнована, когда наконец передала меня. Это было фиаско, настоящая врачебная ошибка. А ещё за несколько лет до этого на экраны вышел «Ребёнок Розмари», и все в той комнате гадали, отчего же я с такой силой вылетела из материнской утробы.

– Негоже было бы держать ребёнка, которого собственная мать дважды пыталась задушить, – закончила тетя Джин, потрепав меня за подбородок. Я тут же подумала, что это хорошая шутка, потому что они с мамой были сёстрами и обе они любили меня.

Вот еще одно безумное высказывание, которое тётя Джин любила мне бросать:

– Это Земля. Если ты знаешь, что делаешь, значит, ты не на том месте.

Она повела своими густыми бровями и закурила воображаемую сигару. Я не знала, откуда был этот жест, но она так заразительно хихикала – ее смех был похож на звон стеклянных шариков, отражающих солнечный свет, – что я засмеялась вместе с ней.

С этого начинался любой визит тёти Джин. Шутка про то, как меня надо утопить, парочка пространных цитат про жизнь, а потом мы танцевали под её кассеты Survivor и Джонни Мелленкампа. Она рассказывала мне всё о своих путешествиях и разрешала попивать медовый ликёр, который она тайком привезла из Амстердама, или предлагала мне печенье, которое она так любила, а я притворялась, что оно не такое уж и солёное. Сефи всегда хотела присоединиться к нам, я видела, как она мнётся рядом, но она никогда не знала, как правильно запрыгивать на аттракцион под названием «тётя Джин».

А я знала.

Мы с тётей Джин были закадычными подружками.

Так я легче воспринимала то, что папа любил Сефи намного больше меня.

Я сморщила нос. Он прямо-таки светился от этих массажей. Мама ушла, чтобы налить им с папой ещё вина, хотя это он предложил, потому что уже затянул с плечами Сефи.

– Сефи, – спросила я, потому что её глаза были закрыты, а мне это надоело, – а какая у