Сны о Провинции - страница 3

Шрифт
Интервал


Теряли, не успев найти опоры.

Холодная с небес лилась вода.

Мы прятались в пустые разговоры.


И даже попросить не стало сил.

В стакане булькал выжатый пакетик.

Он сам себя ещё тогда варил –

Мы жили ожиданием, как дети.


И всё-таки, похоже, лишь мороз

добрее был, чем плюс температуры.

Мы понимали – наша жизнь всерьёз

катилась в пропасть, становилась сюрром.


И сложно было верить. Пустота –

похожа на грядущее начало.

В которой не понятно ни черта.

Но даже это нам не так уж мало.


Цикл «Ветер Вифлеема»


Лес


Я внутри сажаю сосновый лес.

Там пока что пусто. Там был пожар.

Там в чернейшей бездне весь мир исчез.

И клубится прошлого белый пар.


Бог придумал сказку – меня здесь нет.

Чтобы не топтали, сюда не шли.

Бог придумал время, траву и свет.

И меня, наверное, изнутри.


Нас таких же много, огонь полей –

Нарастает быстро. Любовь берёт.

И ты сложишь руки. Он просит – сей.

Приготовил саженцы, действуй. Вот.


И ты ищешь силы растить опять.

И бутылки носишь на водопой.

Пепелище чёрное побеждать,

Чтобы лес пробился на день седьмой.


Канун


Утро теплее голоса Николая,

что чудотворец и покровитель дальних

странствующих. Едет куда-то Рая,

муж, ипотека, свёкр, отчёт квартальный

так надоели.

Господи, скоро Пасха.


Господи, дорог яиц десяток,

Гулкий вагон будто поёт молитвы.

Рая сойдёт с креста, будто выйдет с чата,

Рая с Петром закрывают долги.

Мы – квиты.

Мы не должны тебе. Что ещё непонятно?


Россыпь кокосовой стружки белее снега,

точно белее и слаще натёртой редьки.

Рая несёт кусок кулича коллеге.

Пасхи канун.

Солнце ложится в окна.


Прошлое рассыпается, будто кегли

в разные стороны. Перенести потери.

Лучшее будет.

Рая уходит.

Верит в то, что суббота кончится очень быстро.

Пасха наступит.

Утро случится добрым,

даже добрее голоса Николая,

что подметает улицу каждый вторник.


***

А я теперь – уставший и немой,

несусь вперёд, как пьяные по трассе.

Омыло время прошлое водой.

И образ твой – пробел в иконостасе.

Ты будешь отречением Петра,

что трижды неуверенно и робко,

промямлил «нет» у тусклого костра,

и я теперь затычка в ране, пробка.

И я теперь валун, что у ворот,

скрываю то, что, может быть, воскреснет.

И третий день дождина в бездну льёт,

Ты вздрагиваешь вдруг от каждой вести.

И только крик замёрзшего осла,

и только лишь гудение трамвая.

И чувство страха, где ни счесть числа,

а может счесть, но я его не знаю.