Декабрь не радовал снегом, вместо него мокрая водяная пыль с Финского залива пронизывала городское пространство. Превращаясь утром в ледяную глазурь. Дома и машины, поручни мостов и воздушные линии электропередач – все было в ледяной корке. Но город спешил по своим делам. Людской муравейник под названием "Северная столица" привык к такому ритму, и каждый его житель, не взирая на непогоду, выполнял ежедневную программу действий.
Я часто бывал в Питере. Я очень люблю этот город. Он не похож на Москву, и тем он мне еще более интересен. Гуляя по его улицам, я часто прикасался к старым зданиям. Осматривал детали фасадов и элементы современного дизайна, что уродливо навешаны по всему городу. Меня часто потешали креативные объявления, развешанные высоко на столбах. В этот раз у Московского вокзала я заметил два новых: «Маша: два рубля и ваша!» и «Жонглирую булыжниками». Естественно, с номерами телефонов.
У меня сложился ритуал. Я приезжал из столицы ранним утром на вокзал, шел по Невскому почти до Исаакиевского собора, заходил в одну и ту же кофейню и до девяти ноль-ноль наслаждался завтраком и местной прессой.
Так и в этот раз я сел за свободный столик в дальнем углу, заказал кофе и местную выпечку. Газеты и журналы свободно лежат на столах, есть чем себя занять. Сижу, читаю. В какой-то момент в зал входит молодая девушка – короткое драповое пальто. Высокие ботинки в армейском стиле. Смешная вязанная шапочка с рожками. Лица почти не видно, оно закутано в складки пышного шарфа, и только большие глаза торопливо осматривают зал.
Девушка прошла к моему с толику и присела на край большого дивана. Я заметил, что она выбрала такое место, где ее не было бы видно в окно, словно она от кого-то пряталась. Она сидела как воробей на самом краю общего дивана, сплетя пальцы рук. Глаза бесцельно уставились на гладь пустого стола. Складки шарфа постепенно сползали вниз, открывая красивое лицо. Весь ее облик был в стиле современных подростков, и я совершенно не удивился, увидев на лице несколько пирсинговых побрякушек.
Прошло уже минут десять, а девушка сидела совершенно бездвижно.
Не отрываясь от газеты, я вдруг понял, что уже не читаю напечатанные там слова. Я уже читаю эту девушку. Кто она. Зачем она здесь так рано. Почему так задумчива. В общем, мне многое было уже понятно с первого взгляда. Ее тонкие покрасневшие кисти рук без перчаток явно страдали от недавнего уличного холода.