– Сосредоточьтесь на работе, что у вас перед глазами, и остальное уладится само собой, – любила повторять мисс Дьюли. – Оставляйте свои заботы за дверью мастерской и думайте только о задании мистера Хартнелла.
С тех пор жизнь принесла Энн столько забот, что хоть отбавляй, и случались дни, – а то и целые годы, – когда следовать совету мисс Дьюли было почти невозможно. Летом тридцать девятого внезапно скончалась мать Энн. «Сердце», – заключил врач. Потом война, «Блиц»[1] и ужас той ночи, когда погиб брат. Ей сказали, что он обгорел до неузнаваемости, даже обручальное кольцо на пальце расплавилось.
Затем последовали годы несчастья, и в Энн окрепла уверенность, что ничего, кроме несчастья, у нее нет и не будет. Дом на Морли-роуд, мастерские у Хартнелла и безымянная пустота между ними. Череда серых дней и холодных ночей, полная воспоминаний о навсегда потерянных близких, тянулась так долго, что Энн уже перестала мечтать о другой жизни.
Часы в гостиной пробили семь, выведя ее из задумчивости. Энн стояла у стола, сжимая в руке несколько вилок и изо всех сил стараясь пробудить в себе аппетит к ужину, который приготовила Милли. Ей приходилось бороться с собой, поскольку окорок на самом деле был сгустком хрящей и жира, а овощи превратились в сероватую кашицу. Даже школьные обеды в детстве выглядели приятнее.
– Разве не ты хотела послушать радио? – напомнила Милли.
Большой старомодный радиоприемник в корпусе из орехового дерева стоял в гостиной справа от камина. Энн включила его и быстро накрыла на стол, оставив дверь в кухню приоткрытой. Пока они поужинают и вымоют посуду, гостиная достаточно прогреется, чтобы провести там часик перед сном.
Едва они сели за стол, как беззаботная музыка на радио «Лайт» сменилась выпуском новостей.
«В последний день января – самого холодного за многие годы – Их Величества король, королева и две принцессы отправились в турне по Южной Африке…»
– Мне плохо слышно, – вдруг сказала Милли. – Я сделаю звук погромче.
– Да-да. Не шуми.
– …собрались вдоль всего маршрута, чтобы помахать королевской семье на прощание, и каждый в этой толпе наверняка мечтал хоть на мгновение перенестись из лондонской стужи под жаркие лучи африканского солнца…
– Я бы ни за что не вышла им помахать, – пробормотала Милли. – Только не в такой мороз.