Он еще много думал о ее отце и о том, насколько эта дорога поможет ей избавится от гнетущего чувства. Возможно, она еще сильнее усугубит ее положение, но Егор старался не думать об этом, уповая на свои эгоистичные намерения, которые казались ему справедливыми. В своих глазах он выступал неким противником альтруистического подхода, которого в нем никогда особо-то и не было. Эта черта Егору тоже показалась романтичной и по-настоящему печальной, той, которую не поймут.
Рассуждал он, закинув ногу на ногу и прикорнув головой на сжатый кулак. Он долго думал, пока глаза не начали сами по себе смыкаться. Егор зевнул и посмотрел в окно, готовясь упасть в глубокий сон. Увидев огромную арку, вид на которую открывался совсем другой, нежели чем из их с братом дома, он чуть приободрился. Впервые он видел третью колонну, которая для него казалась хорошим отображением их ситуации (в частности, на место подпирающей он ставил себя).
Утром весь дом еще спал. Взглянув на часы, Егор увидел только-только начало седьмого часа, чего не видел, вероятно, с конца своего девятого класса и что для его режима дня было редким случаем. Он зевнул, потянулся и, стараясь не наступить лишний раз на случайный клубок ниток, начал собираться. Уже набросив на себя пальто брата, Егор увидел, что Маша нервно скребет пальцем простыню. Она щурилась и посапывала, словно той снился кошмар. Сам в себя не веря, он взял ее холодную руку и сжал своей, испугавшись, что девушке плохо. Уже собираясь ее разбудить, он открыл рот, но стоило ему обхватить ее руку, как дыхание девушки успокоилось. До его выхода она не издала ни звука.
На улице было очень холодно. Утро лета оказалось не таким мирным, как Егору всегда казалось. Путь до дома шел через ощущения дрожащего тела и слегка леденеющего носа. Добравшись до лестницы, он, весь продрогнув, быстро взобрался на нее и зашел внутрь. В нос, после чистой и свежей комнаты Маши, ударил резкий запах алкоголя, дыма и сырости, которые, как воображаемый требушет, пробили его заграждение спокойствия и умиротворения, царившие доселе. Скинув портфель и подойдя к фильтру-кофе, Егор увидел брата, обнимающего Леру. Они лежали на диване почти голые и мирно спали.
Что-то в ту секунду у Егора защемило внутри. Он не воспринял это как нечто само собой разумеющееся, а как очень странный позыв, которого, как он думал, быть не должно было. Вспоминались слова брата, от чего ему стало еще обиднее. Он сделал себе кофе, сел перед окном и закинул ноги на подоконник.