– Раз уж ты здесь, можешь остаться, – нарушила тишину Кэллен.
– У меня вроде были дела, – соврал мальчик.
Даяна поставила блюдце с кружкой на зеленый деревянный стул, оставленный возле крыльца, и поднялась со ступенек.
– Дела могут и подождать, – девочка сделала несколько шагов. – Смотри, сколько ромашек мы нарвали утром, – указала она в сторону букета в пластмассовом стаканчике возле блюдца. – А еще мама Кэллен принесла нам печенья.
– Я могу остаться, – сдался Ярослав под напором кузины.
К спинке стула прислонилась соломенная шляпка Кэллен. Золотоволосая принесла из дома графин с лимонным соком и баночку сливового варенья.
– Бери, что хочется.
Ярослав опустился на ступени и макнул печенье в варенье.
– Как же я устала от этого лета, – выдохнула Кэллен.
– Тебе лето не нравится? – застыл мальчик в
изумлении.
– Убери крошки с лица, – посоветовала Даяна, допивая свой чай.
– Не нравится, – ответила Кэллен. – Совсем не нравится. Конечно, все это просто чудесно, но иногда мне кажется, что летом все засыпает. Жизнь засыпает. А мне хочется чувствовать, быть значимой, чтобы я ощущала, как мир вокруг преображается и поет свою песню.
– Тогда что ты вообще любишь?
– Осень, – подхватила девочка.
– Чудная же ты, – Ярослав сделал глоток сока. – Осенью природа умирает. Слышишь, Кэллен? Она умирает. В смерти нет ничего прекрасного, она – конец всего.
– А вот и неправда, – Кэллен поднялась на ноги и отряхнула свое и без того чистое платье. – Осенью деревья окрашиваются в яркие краски, и ветер такой живой и прекрасный, а какой свежий воздух! Кругом тыквы, запах выпечки и теплый горячий чай, когда за окном льет дождь. А я читаю книги и представляю, что в моей жизни вот-вот случится нечто сказочное и прекрасное.
Ярослав в ответ только покачал головой и тяжело вздохнул.
– Если хочешь знать, смерть – это вовсе не конец, а лишь начало нового этапа бесконечного жизненного цикла, – закончила девочка.
– Кто тебе только это сказал? – мальчик отложил в сторону печенье.
– Никто. Я просто всегда это знала. Разве ты, нет?
– Нет, – ответил Ярослав растерянно. – Детям не стоит думать о таком, да и никто кроме тебя не думает.
– Очень плохо, – Кэллен приподняла подбородок. – Если бы дети не были бы так глупы и невинны и думали бы о вещах, которые составляют нашу жизнь, на свете было бы гораздо меньше невежественных и жестоких взрослых.