– Кого?
Авл молчал. Ему виднее. Он с теми богами встречался, там, у себя внутри.
– Они ушли от нас, – нехотя сообщил проконсул. – И не вернутся. Зови – не зови. Стоило нашим предкам свергнуть и убить последнего царя Лациума, его кровь пала на головы детей, на наши, говорю, головы. Скольких мы похоронили при Марции и Соле? От сердца тебе скажу: похороним еще. Я видел.
Что и где видел Авл, друг не спрашивал. Раз говорит, значит, знает.
– Мы погибнем, Валерий, – вздохнул проконсул. – И конец будет страшен. Нас будут попирать те, над кем мы властвуем, кого считаем ничтожествами. Даже чернокожие рабы будут насиловать матрон, детей посадят на колья, храмы сожгут. Я всю голову сломал, а что делать – не знаю.
Легат дернул на себя уздечку коня и воззрился на друга.
– Тогда почему… ты не действовал, будучи консулом?
Мартелл наклонил белую голову к нагруднику с чеканной головой горгоны.
– Слов нет, виноват. Надо было. Но я не знал, как, – он помедлил, – и до сих пор не знаю. – Горько. Больно. Но так.
Не совсем. Мало ли что он говорил другу. Жене, например, говорил иное. А себе самому – третье.
Утром, в день отъезда, Папея все-таки вышла провожать его. Надела на голову черно-синюю паллу, готова была даже обрить волосы и сесть в золу у очага. Все, как требуют традиции. Но на тонкой коже щек с россыпью веснушек – ни слезинки. Не заслужил.
Он смотрел на эту женщину, мать своих детей, и ничего не чувствовал. Полная пустота. Да, они были связаны общим прошлым, общими интересами, совместным имуществом, большею частью которого он даже не смог бы распорядиться без ее согласия – но не сердцем, нет, не сердцем. Возможно, потому что сердца у проконсула уже нет? Или он, чтобы выдержать, надел на него такие доспехи, что теперь еле слышал удары из глубины. Такие тихие, что порой сомневался, а не замер ли орган, перекачивавший в нем кровь.
Нет, он уважал эту женщину, считал мудрой, помнил, что когда-то любил. Но не более. Впрочем, и не менее. Она его жена.
Авл протянул вперед обе ладони. Щеки Папеи легли в них, так что лицо оказалось, точно сердечко в двух крыльях. Как было бы красиво, если бы они сохранили на всю жизнь тот старый огонь!
– У меня всего один вопрос, – супруга говорила жестко, без всхлипов и придыхания. Только по делу. – Ты был консулом два срока назад. Почему не попытался взять власть?