Девушка, изображенная на портрете, и вправду была похожа на старшую сестру Михала, Хелену, – бледное лицо, голубоватые глаза, тонкие коричневатые бровки, из-под цилиндрического, богато расшитого жемчужинами и золотыми нитями убора видны гладкие, русые и шелковистые, причесанные на прямой пробор волосы; пышный кружевной воротник скрывает шею… Поверх белых шелковых складчатых рукавов надеты были тонкой работы золотые цепочки; подол длинного платья-сарафана, темно-красного, разузоренного, ниспадающего крупными складками, стлался внизу округло, ног совсем не было видно; длинные золотые тонкие цепи украшали плоскую грудь этой девушки, едва вышедшей из подросткового возраста; пальцы бледных рук она наложила – одну на другую, приложив ниже груди – к невидимому под пышным нарядом, плоскому девичьему животу…
Подруга Михала не сводила глаз с этого портрета, ее восхищал пышный наряд и золото украшений, изображение которых потускнело от времени и от этой тусклоты изображенное золото представлялось более благородным, чем яркое начищенное золото браслетов, цепей и колец в ненарисованной жизни…
Совсем близко к деревянной позолоченной раме сделана была надпись, удостоверяющая, что изображенная на портрете девушка является некой Теклей Зелинской…
Этот портрет составлял одну тайну в жизни мальчика Михала. Секрет заключался в том, что портрет неведомой Текли Зелинской вовсе не был портретом матери Михала! Отец Михала купил этот портрет в Кракове на какой-то распродаже, потому что изображенная девушка действительно напоминала ему его жену, тогда уже умершую. Разумеется, пан Доманский никогда и не думал врать, будто этот портрет – портрет его покойной жены! Но Михал с самого своего раннего детства привык воображать, будто нарядная юная Текля – и есть его мать!.. Этими мыслями он, конечно же, по сути, предавал свою настоящую мать, после смерти которой не осталось никаких портретов. Мать его звали не Теклей, а Марыней. И порою, думая об этом своем предательстве, он испытывал смешанные чувства стыда и мазохистического удовольствия… Разумеется, ни отец, ни сестра не знали о подобной работе его детского воображения. Отец безусловно наказал бы сына за такую фантазию химерическую. Маленькая подруга Михала оказалась единственным человеком, который теперь мог полагать, будто Текля Зелинская, изображенная на портрете, написанном неведомым живописцем, и есть мать Михала…