Утром я проснулся не только с головной болью, но и с угрызениями совести за своё поведение. Мне бы сразу пойти к Марии и попросить у неё прощение, но я и шагу не сделал. Что мне тогда помешало сделать этот шаг? Стыд? Да нет, просто я свято верил в свою правоту. А через неделю было уже поздно: Мария уехала на море, к родственникам. А я пошел работать штурвальным на комбайн. Мне эта работа очень нравилась. Хотя не об этом стоит говорить. С тех пор наша доверительная дружба с Марией сошла на «нет». Мы стали просто соседями. И виделись очень редко.
А с Людой мы встретились ещё раз. Это случилось зимой. Нас (меня, Сергея и ещё троих пацанов) положили в больницу от военкомата. Как говорится для профилактики. Положили нас в одну палату, назначили витамины в уколах и таблетках. Для нас такое положение было просто раем: тепло, светло, хорошо кормят, а главное – нет ни уроков, ни педагогов. Целыми днями мы играли в карты и слушали магнитофон.
И вот в один из таких беззаботных вечеров в палату зашел Сергей и махнул рукой, обращаясь ко мне:
– Иди, там твоя.
Я не дослушал его, вышел из палаты, уверенный, что приехала мама. Хотя время для визита было уже позднее. Когда я проходил мимо поста медицинской сестры, то неожиданно увидел её, Людмилу. В белом халате и в белом колпачке. Я и не сразу сообразил, что она работает здесь, в больнице, медсестрой. Она разговаривала по телефону, и не замечала моё присутствие. А я спрятался за угол, и стал наблюдать за ней. Мне нравился разлёт её бровей, они-то величаво сходились к переносице, то грациозно приподнимались вверх. Когда она говорила, то кончик её прелестного носика вздрагивал. Но это нисколько не портило ее, а наоборот, придавал её лицу какую-то оригинальность и привлекательность. И как красиво сочетались её белоснежное одеяние с чёрными волосами, чьи кучерявые локоны выбивались из-под шапочки. И с её выразительными глубокими черными глазами. При разговоре губки то обнажали ряд белых мелких зубов, то плотно сжимались, при этом образовывая едва заметные морщинки. Я готов был вот так стоять и любоваться ею целую вечность. Но она красивым движением положила трубку на аппарат и вздохнула чему-то своему. Дальше прятаться было не корректно, она могла в любую секунду заметить это. Я подошел к ней и сел напротив: