Все, кто остался в полиции и прошел через тот ад, были обречены всю жизнь помнить, что происходило «до того».
«Мы должны избавиться от этих агентов, – сказала тогда Лакост. – Их перевели в наш отдел, когда ситуация пошла вразнос, для того чтобы они сеяли смуту».
Гамаш кивнул. Он знал, что это правда.
Но также он знал, что самыми преданными становятся те, кому предоставлен шанс.
«Оставьте их, – сказал тогда Гамаш. – И готовьте как следует».
Они так и сделали. И сейчас эти агенты под началом старшего инспектора Бовуара сами стали руководителями. Закаленными в боях и проверенными.
Это не означало, что у них нет собственного мнения, которое они готовы отстаивать.
Именно эти агенты и задавали вопросы Гамашу, перед тем как Жан Ги вошел в конференц-зал.
Понедельничное совещание уже близилось к завершению, как вдруг что-то привлекло внимание Бовуара на дальнем конце стола.
– Мы вам не мешаем?
Агент Лизетт Клутье подняла голову, и ее глаза округлились.
– Désolée[10], – сказала она, растерянно крутя в руке телефон.
Старший инспектор Бовуар продолжал смотреть на нее, пока она не положила телефон на стол.
Совещание возобновилось, но всего на одну минуту – Бовуар снова остановил его:
– Агент Клутье, чем вы заняты?
Впрочем, было и так понятно, чем она занята. Она набирала текст на своем телефоне. Снова.
Смущенная, агент Клутье подняла голову.
– Я прошу прощения, но…
– Неотложное личное дело? – спросил Бовуар.
– Нет, не совсем так. Я не думаю…
– Тогда уберите его.
Она положила телефон на стол и сразу же снова взяла его:
– Извините, сэр, но тут есть кое-что.
– Для нас?
– Не знаю. Возможно.
Подходило к концу рассмотрение последнего отчета, и все хотели поскорее свернуть совещание. А это означало, что им нужно, чтобы она положила свой чертов телефон и заткнулась.
Чувствуя, что все глаза устремлены на нее, чувствуя, как сердце колотится в груди, в шее, в вене на виске, агент Клутье схватила телефон и заговорила:
– Мне прислал сообщение один друг. У него пропала дочь. Ее нет с вечера субботы.
– Где? – спросил Бовуар, пододвигая к себе стопку бумаги для записей.
– В Восточных кантонах.
– Сколько ей лет?
– Двадцать пять.
Бовуар перестал записывать. Он думал, что речь идет о ребенке. Он почувствовал облегчение, но и некоторое раздражение. Агент Клутье заметила это и попыталась завладеть его вниманием: