– Вообще-то, не должны. По крайней мере, я. Если ты не возражаешь, я бы хотел поговорить с ее отцом в Сент-Агате, пока дороги не закрыли. Не возражаешь, если я возьму агента Клутье?
– Конечно не возражаю. Вам не нужно спрашивать, patron, – сказал Бовуар.
– Но я спрашиваю, – улыбнулся Гамаш.
– Можно мне с вами? – спросила Лакост. – Похоже, я сегодня свободна.
– Это будет замечательно, – откликнулся Гамаш.
Он ценил ее суждения и общество, к тому же она была наставником агента Клутье.
Изабель Лакост была совсем молодой женщиной, когда он, ко всеобщему удивлению, взял ее в отдел по расследованию убийств. С тех пор прошло немало лет.
Теперь в волосах у нее серебрилась седина, а на лбу и возле рта появились морщины, вызванные стрессом. И болью. Она хромала и ходила с тростью, все еще не оправившись от почти смертельных ранений, полученных в прошлом году.
Гамаш нередко сомневался, действительно ли он оказал ей и Жану Ги услугу, пригласив их к себе в отдел. Впрочем, они были взрослыми людьми, говорил он себе, и могли сами принимать решения.
А теперь вот один решил уехать, а другая – вернуться.
Ожидая лифт в компании с Изабель и Фредом, Гамаш смотрел в окно на Монреаль. По стеклу беспрестанно скользили дождевые капли, и казалось, будто город находится под водой.
Гамаш сцепил руки за спиной, чувствуя, как у него внутри все холодеет. Он снова видел перед собой ту анимацию. О том, как огромная часть Квебека соскальзывает в Вермонт. Отправленная туда потоком воды и боязнью принять неправильное решение.
– «Все, что туманит разум и мучит», – продекламировал он.
– «Моби Дик»[20], – откликнулась Лакост. – Учили в университете.
– Точно, – сказал Гамаш, поворачиваясь к ней. – Никак не мог вспомнить, откуда это.
– А к чему вообще вспоминать?
– Эти слова произнес кое-кто на совещании.
– Не вижу в этом ничего хорошего, – сказала Изабель Лакост, когда они вошли в кабину лифта. – Едва ли они вселяют оптимизм.
– Да уж.