– Какая разница, с красителем ничего не будет хорошо, – сказал мрачно Корс. – Это позорный грим, каким бы красивым он ни был.
Он не посмел ослушаться и выкрутил три шипа из-под своей нижней губы.
– Не двигайся, ты привыкнешь к себе такому.
– Не привыкну.
– И что? Когда вернёмся, пойдёшь к Рагмиру, будешь просить отменить наказание? Будешь каяться, ползая на коленях у его ног? Отречёшься от меня? От постыдной связи с грязной полукровкой?
– Нет. Как ты мог такое подумать?!
– Ловил твои мысли.
– Это была просто минутная слабость, я не могу контролировать каждый свой порыв. Но я так не сделаю.
– Но ты ведь страдаешь не хуже своего раба Эдриана, он тоже печалится, что стал рабом, и каждую минуту корит себя за свою трусость
– Не сравнивай меня и раба!
– Да, ты прав, Эдриан не надеется на прощение, а ты надеешься.
– Я тоже уже ни на что не надеюсь, Демон, который скрывает своё истинное имя и только прикидывается жалкой полукровкой.
Никто усмехнулся:
– Ты пытался прочесть мысли Рагмира, что он думает, но у тебя не получилось.
– Не получилось, – согласился Корс, – наверное потому, что он не связан с тобой. И я могу «слышать» только тех, кто принадлежит тебе.
Никто лишь слегка улыбнулся и обмакнул кисточку в серый краситель. Ни одна мысль в его голове не содержала даже намёка о его разговоре с Миром, и Корс ничего не «слышал» и не знал. Он и предположить не мог, что Никто и Мир о чём-то договорились.
Никто со всем старанием раскрасил Корсу лицо, так как он умел, красиво затеняя скулы и делая черты лица выразительнее. Корс посмотрел на себя в зеркало.
Никто действительно подчеркнул его красоту, сделал «загадочным», но Корса это совсем не порадовало, ведь он так надеялся, что когда краситель сойдёт с его лица, ему не придётся больше наносить его. Он надеялся, что Мир и бывшие соратники не станут придираться к нему, и его необдуманный проступок забудется.
– Я заменю тебе украшения, – сказал Никто, оценивающе разглядывая свою работу.
Корс был подавлен и молчал.
Никто вставил в его проколы сложное украшение. Серебряные пики в нём были гораздо длиннее и массивнее предыдущих. Центральная раздваивалась у основания, и её верхняя часть была как острый шип, а нижняя дугой спускалась вниз и как крючком обхватывала подбородок.
Теперь, когда Корс опускал взгляд, он без труда видел их, а крючок, впивающийся в его подбородок мешал ему.