Филиант - страница 14

…я не могу видеть эту битву – она умерла две тысячи лет назад, так какого черта я е ё вижу, живую, настоящую, окружающую меня всем своим кроваво-лязгающим месивом. Почему я там, где арбалеты и мечи, когда я должен быть тут, где шустрые пальтомобили и трехглазые комильфоры. А я, тем не менее, здесь – где падает меч с простреленной головой и арбалет рвется с цепи. Роют копытами землю боевые кони, грохочут по полю боевые слоны, плывут боевые ладьи, мечутся боевые пешки. Мне так непривычно без кашемирового пальто, я уже и забыл про те времена, когда кони ходили без пальто, облаченные только в доспехи.

Мне страшно. Я хочу позвонить – хоть кому-нибудь – летефон вырывается из рук, вспархивает куда-то в никуда, я пытаюсь угнаться за ним, не могу. Мне страшно – потому что война умерла, черт её дери, она умерла две тысячи лет назад, так какого же черта.

Мне страшно.

Я не умру, говорю я себе.

Я не умру.

Потому что я не умер тогда, две тысячи лет назад, я не умер, я выжил в этой кровавой бойне. Я выжил – потому что не бросился на защиту своего города, вот сейчас, вот сию минуту, я отступил, я бежал с поля боя, я не видел, как жгли дома и улицы столицы столиц – и остался жив. Я отступаю, я бегу прочь, перескакиваю через трупы мечей, копий, стрел, скачу с клетки на клетку, две вперед, одна вправо, две вправо, одну вперед, – прочь, прочь, в жухлое редколесье сентября…

…я вырываюсь из битвы – внезапно, стремительно, мои копыта бьются о мостовую мегаполиса, я оглядываюсь – слишком поздно, когда стремительный пальтомобиль уже сбивает меня – навзничь, насмерть, я даже не успеваю спохватиться, что моего летефона со мной нет…

– …что на этот раз?

– Немного…

– А подробнее?

– Вот… эта штука… летает и звенит, летает и звенит…

– Гхм… любопытно… может… это дверной колокольчик?

– Да нет, похоже, что-то посложнее…

– Или что-то вроде шарманки, которая играет незамысловатые мелодии…

– …и снова мимо… мне кажется, это что-то большее, но черт возьми, что…

…сжимаю арбалет – сильнее, сильнее, арбалет рвется с цепи, хлопает крыльями, заливается оглушительным лаем, готовый бросится на графина и растерзать его в кровавые клочья. Графин еще пытается сохранить остатки самообладания, но у него это получается плохо, очень плохо – я вижу, как он бледнеет в ожидании неминуемой смерти. Понимаю, что не могу застрелить его просто так, что я ждал этого момента годы и годы, что я должен сказать ему многое, очень многое, – это тебе за войну, это тебе за убитых коней, за застреленные мечи, за павшие копья, за сломанные судьбы, которые уже не склеить, за…