Только «Демон», главным образом за последний год, немного сжалился над ним и отвлёк его от своего коллеги.
Как часто друзья просиживали с Шаляпиным ночи напролёт где-нибудь в ресторане, не замечая, как летит время.
Публика заглядывала.
– Шаляпин кутит!
На завтра рассказывали:
– Кутил ночь напролёт!
И ночь, действительно, проходила напролёт.
«Светлела даль, перед зарёю новой ночная мгла с неба сходила, и день плёлся своей чредой».
А забытая, давно уж переставшая шипеть, бутылка выдыхалась и теплела.
Ночь проходила в разговорах, спорах не о ролях, о художественных образах.
Часы за часами улетали в рассказах Шаляпина, как он представляет себе Мефистофеля, как надо спеть ту, эту фразу, каким жестом, где что подчеркнуть.
Я не знаю артиста, который бы работал больше, чем этот баловень природы и судьбы.
У него нет свободного времени. Потому что всё своё «свободное время» он занят самой важной работой: думает о своих художественных творениях.
И среди них первый – Мефистофель.
Так, как сейчас его играет и поёт Шаляпин, – для него, взыскательного артиста, – почти законченный образ.
В Милане, где ему предоставлена полная возможность показать своего «мучителя» в той обстановке, В которой Мефистофель стоит перед его глазами, Шаляпин, наконец, сыграет, споёт, нарисует, вылепит того Мефистофеля, каким тот рисуется ему.
Каким выносил его в своём уме, в своей творческой фантазии, в своей душе художника.
И, глядя на Шаляпина, думалось, что эти его гастроли в Милане впишут новую, блестящую, победную страницу в летописи русского искусства.
Конец ознакомительного фрагмента.