Но жители Мин-Тюбе остались верными себе и подтвердили свою дурную репутацию. Первое, что они сделали по прибытии Красных, сдали свих спасителей, А. и Р., агентам ЧК как царских офицеров. Поступая так, они надеялись купить покровительство и защиту от Советского правительства. Даже коммунист командир Красного подразделения был немало удивлён таким предательством.
Спустя пару лет карающая десница Немезиды сделала свое дело. Поселок Мин-Тюбе был захвачен местными партизанами, и все было сровнено с землей, а жители изрублены.
Несчастный А. был в крайне подавленном состоянии рассудка и был удивлен нашим относительно веселым расположением духа и бодрым настроением.
– Благодарю вас, господа, – говорил он. – Вижу, что вы переживаете и вселяете мне надежду своей бодростью в моем подавленном состоянии, но все это бесполезно, ибо без сомнения все мы обречены смерти.
Мы же старались обнадежить его, говоря о подготовке восстания и его развитии, и что мы все пребываем в надежде на скорое освобождение, если только комиссары не решат пристрелить нас еще до того.
Наша почтовая служба, осуществлявшаяся через лавочку, сообщала, что день начала восстания скоро будет назначен. Это еще более ободрило нас, но мы все равно продолжали работать над планами побега из тюрьмы.
Друзья на воле склонили на свою сторону одну девушку, работавшую машинисткой в конторе ЧК, и ей удалось добыть несколько бланков с печатями и подписями комиссаров. Один из них представлял собой приказ тюремному руководству о пересылке всех заключенных камеры № 22 в распоряжение ЧК. Конвой из десяти наших людей, переодетых в униформу красноармейцев, должен был доставить этот приказ в тюрьму в обеденный час, когда все комиссары ЧК шли пить водку. На случай какого-либо телефонного запроса от тюремного руководства, машинистка должна была оставаться на дежурстве и дать необходимое подтверждение по телефону. Оставалось только выбрать день и проставить дату в приказе.
Как раз в это время у меня появилась отличная возможность побега. Однажды утром, когда меня представили ЧК по какому-то поводу, то продержали там до поздней ночи, задавая бесчисленные более или менее глупые вопросы. Когда, наконец, отпустили, я вышел в коридор к лестнице и тут обнаружил спящих охранников. Было бы совершенно просто выйти на улицу и спрятаться в темноте ночи, ведь уличного освещения не было. Но я понимал, что мое бегство тотчас поднимет тревогу и приведет к репрессивным мерам в отношении моих товарищей со стороны большевиков, которые они цинично называли «пустить в расход».