Вэл помнила ее красивой, с большой пышной грудью в вырезе красного платья.
А теперь она лежала перед ней сухая, истлевшая, не похожая на саму себя.
Вэл осторожно, несмело протянула руку, затянутую в перчатку с отрезанными пальцами, и дотронулась до сухой, шелушащейся на запястье кожи женщины. Та вряд ли почувствовала прикосновение, не меняясь в лице и все так же смотря невидящим взглядом перед собой.
– Мадам, – тихо позвала Вэл, чувствуя першение в горле. – Мадам, вы слышите меня?
Но Мадам не слышала.
Вэл видела гнойные язвочки в уголках ее рта и тонкую корку крови на подбородке.
– Мадам… – чуть слышно шепнула Вэл.
Дрожащая рука поднялась и коснулась редких седых волос.
Женщина никогда не была ей матерью. Вэл смутно помнила, как однажды назвала ее этим драгоценным словом «мама», но та разозлилась и запретила обращаться к ней так.
Вэл не была обижена на нее. Она не злилась на то, что Мадам, потеряв все, что имела, с легкостью отказалась от маленькой девочки, вышвырнув ее на улицу как ненужную собачонку. Девушка была благодарна Мадам за то, что та успела ей дать, за те годы, что она провела в ее борделе, за то, кем она стала благодаря ей.
Кем же?
Пальцы гладили грязные волосы, похожие на спутанное птичье гнездо, и Вэл, не в силах отвести взгляд от своего прошлого, просто стояла на одном колене перед умирающей женщиной, чувствуя, как рушится внутри нее осколками стеклянный купол, которым она так тщательно закрывала свои эмоции все это время.
Боль, протягивая когтистые лапы, вырвалась из своего плена, окутывая цепкими длинными пальцами. Она кусала, жалила, рвала на части, упиваясь своей властью.
– Миледи… – Хриплый надтреснутый голос заставил Вэл вздрогнуть, вскидывая голову.
Она приоткрыла губы, втягивая воздух, пытаясь привести бешено скачущее сердце в относительное спокойствие.
Мадам смотрела на нее, слепо щурясь, пытаясь сквозь мутную пелену, покрывающую старческие глаза, разглядеть ее лицо.
Рука потянулась к шейному платку, стягивая его вниз. Вэл замерла, а затем медленно опустила капюшон, открывая лицо тусклому свету масляных светильников.
Пряди на висках были заплетены в тонкие косы, вместе с длинными волосами стянуты в хвост кожаным шнурком – единственное украшение прически, которое Вэл допускала.
Женщина молча изучала ее, мутный взгляд скользил по ее фигуре, незримо ощупывая и поглаживая, и сердце Вэл окатилось огнем, когда искра узнавания мелькнула в тусклых глазах.