***
Ксень часто страдает бессонницей, мучительно-тягучей и тоскливой. В приюте в такие ночи она выбиралась в библиотеку – книги хоть как-то скрашивали эти тревожные ночные бдения. Но сейчас она в абсолютно незнакомом месте, и выйти из комнаты не рискнет: Хенна и Птица спят в соседних комнатах, но Рыжая помнит переплетение коридоров и понимает, как легко тут заблудиться. Плутать же остаток ночи по дворцу неохота… В комнате, где ее поселили – шикарная кровать, пустой шкаф, стол, тумбочки и никаких книг. Ужин Хенна заботливо оставила у кровати, но рыжая, хоть и не ела уже почти сутки, едва притронулась к пище, на вид, кстати, вполне земной. И теперь носится загнанной верткой лисицей по комнате, обгрызая губы в кровь от нервов. Переживает за Птицу, за себя, за Хенну… и даже, как ни странно, за темных – хоть Аргона и сказала, что Пижон не умрет, но одно дело – слова, и совсем другое – та страшная резаная рана на его шее. Да, он враг, а кроме того – Пижон, а его дружок в клеточку – вообще придурок и отморозок…
– Вот чего я волнуюсь за них?! – спрашивает Ксень стену, и, не получив ответа, заезжает в нее кулаком. Естественно, не рассчитывает, вывихивает запястье и рассаживает в кровь костяшки. Оседает на пол, давя крик…
И тут же вскакивает – ибо в унисон ее задавленному стону за стеной что-то хлопает и завывает на тысячу жутких голосов.
Минута требуется Ксеньке, чтобы сообразить, что длинная портьера на стене, скорее всего, скрывает окно. И она подкрадывается к занавесу, и с замирающим сердцем раздергивает его – призрачную преграду между ней и непрекращающимся воем.
За занавесями действительно прячется окно – круглое, высеченное в толстой стене так, что в нишу можно сесть трем таким, как тощая Ксень. С той стороны творится же форменное безумие: белая стена снега кружит, издавая тот самый жуткий многоголосый вопль, хлещет в стекло так, что кроме нескончаемого снежного потока, ничего нельзя разглядеть, кипит и ярится там, снаружи.
Ксень подбирает с кровати одеяло, и усаживается в оконную нишу, прижавшись лбом к стеклу. В нескончаемой пляске снега легко можно разглядеть тьму веков. Ксень представляет, как эти метели заметают город год за годом, век за веком. Шевелится тоскливая мысль, что здесь невозможно жить – но Рыжая поспешно гонит ее прочь. Живут же здесь как-то: на улицах она сегодня видела местных, и несчастными или вымирающими они не выглядели.