так! Не к месту это
буквально, как и любая критика
лиц высокопоставленных.
Особую бдительность первые издатели проявили, понятно, к особам императорской фамилии. Например, совсем не язвительные и не оскорбительные комментарии Дельвига к описанию заутрени в Зимнем дворце под Светлое Христово Воскресение с участием государя все же создавали карнавальный эффект: Николай Павлович «обыкновенно христосовался со всеми военными и гражданскими чинами первых четырех классов, со штаб и обер-офицерами гвардии и со штаб-офицерами флота и армии; каждый целовался с Государем два раза…»; «так что поцелуев было бессчетное число», – добавляет Дельвиг, а издатель вычеркивает. При императоре Александре II эта церемония продолжалась, пока не «вышло повеление, чтобы подходили христосоваться с Государем только члены Государственного Совета, сенаторы, почетные опекуны, генерал-адъютанты и проч.». «Конечно, число поцелуев этим распоряжением значительно убавилось, но все еще их чрезвычайно много» – и это замечание автора не попало в его книгу 1912–1913 гг.
Официально предварительной цензуры в то время уже не существовало, но Григорий Петрович Георгиевский, под чьим наблюдением готовилось издание, по-видимому, не считал возможным бросать тень на лики самодержцев, хоть и уже почивших в бозе. Или сказался немалый опыт сотрудничества с петербургскими газетами и журналами. Во всяком случае, из воспоминаний Андрея Ивановича Дельвига тщательно и последовательно было выброшено все, что способно запятнать репутацию высокопоставленных лиц.
«Молодая Нелидова очень понравилась Государю… (далее вычеркнуто: и вскоре сделалась его любовницею)». «Многие обвиняют Клейнмихеля в том, что он этому способствовал, но я слышал от достойных веры людей, что он, напротив того, принимал меры, конечно, не вполне энергичные, удалить Нелидову от Государя, за что неблаговоление последнего к Клейнмихелю еще более увеличилось. Но когда эти меры не помогли, то Клейнмихель воспользовался положением… (вычеркнуто: которое ему сделано было присутствием в его доме любовницы Государя)».
Вряд ли эти сведения более чем полувековой давности о сокровенных пружинах событий и совсем интимных подробностях жизни современников Андрея Ивановича Дельвига могли шокировать общество в 1912–1913 гг., когда никого из участников событий уже не было в живых. Но факт остается фактом – этих и подобных сведений в первом издании «Моих воспоминаний» нет.