; тем не менее, по уверению издателей, подготовленная ими книга максимально приближена
«к первоначальной задумке А. И. Дельвига».
Текст действительно достаточно полный: не дословно, но всё сколько-нибудь значимое из рукописи включено. В главах I–IV (том I) отсутствуют 390 фрагментов текста разной длины (всего 3789 слов), что составляет 2,4 % авторского текста; по II тому (главы V–VII) эти же данные составляют 791 фрагмент и 8608 слов, что равно 5,2 % авторского текста.
Безусловное достоинство книги – живо и толково написанное Р. В. Малковым и И. В. Соловьевым предисловие, в котором находим и современную оценку описанного Дельвигом пятидесятилетия («Когда Н. В. Гоголь в конце первого тома „Мертвых душ“ вопрошал, куда мчится тройка Русь, у великого писателя не было ответа на этот вопрос. Мы ответить готовы! В то время она прямиком неслась, летела, мчалась к Октябрю 1917 года. Всем ли русским нравится такая быстрая езда?»), и дань уважения к автору («Системе не нужен был человек со столь высокими профессиональными и моральными качествами»), и высокую оценку оставленного им литературного памятника. Хороши примечания: немногочисленны, но информативны и действительно нужны. Жаль, что «подготовка текста к изданию, перевод в современную орфографию» выполнены не слишком тщательно.
4. В 2010 г. в Нижнем Новгороде увидела свет книга «А. И. Дельвиг. Из „Моих воспоминаний“ (нижегородские страницы)». Составители (Н. В. Морохин, Д. Г. Павлов) включили в нее все касающееся жизни и деятельности Андрея Ивановича на нижегородской земле, где, кстати, Дельвига хорошо знают и много о нем пишут.
5. В 2015 г. издательство «Книжный клуб Книговек» выпустило наиболее сокращенную версию книги объемом всего 800 страниц (А. И. Дельвиг. Полвека русской жизни). Книга входит в издательскую серию «Литературные памятники русского быта». В книге Дельвига есть сведения и такого рода, однако склонностью к бытописанию он явно не обладал, о чем напоминает не раз и не два, например вот этим замечанием из III главы: «Описывать обеды и вечера того времени я не буду; вероятно, найдутся другие описатели». Нелюбовь Андрея Ивановича к описаниям чем-то сродни его неспособности к рисованию и черчению, талант его был в другом: видеть и понимать, что движет людьми в их поступках и какие силы, взаимодействуя, образуют события, он ведь был прирожденным инженером.