Сыграли свадьбу. Молодые счастливы, словно перенеслись в рай. Когда к оглушенному восторгом юному супругу вернулась способность связно говорить и мыслить, он стал, как прежде, подолгу задерживаться в синагоге после молитвы. Хасиды собирались вокруг Нафтоли и жадно слушали его нескончаемые рассказы о путешествии. Евреи, как сказано, народ любознательный. Нафтоли торжествует: хасиды внемлют его речам не меньше, если не больше, чем поучениям самого раби Шмуэля. Игра стоила свеч!
Да и как не слушать рассказ о том, например, как, угодив за смелые речи в турецкую тюрьму, томясь в неволе в каменном каземате, страдая от жестокого голода, ожидая смертной казни, мужественный Нафтоли находит в себе силы, распиливает толстые железные прутья тюремной решетки и совершает дерзкий побег. А разве не поучительна история о том, как изнуренный тяжелым учением, хасид сделался больным и, превозмогая жар и лихорадку, сумел найти в книге нужные слова и обратился с ними к Богу с мольбой о помощи, и Господь послал ему исцеление. Раби Шмуэль, слушая краем уха, как складно говорит Нафтоли, и, стараясь остаться незамеченным и не смутить его, думает: ”Правдивый этот рассказчик не оставляет свои приключения на произвол фактов”. Мудрец снисходителен к ученику.
Эти и другие истории Нафтоли повторяет и дома. Двора – благодарная слушательница. “И вовсе у нее не лукавый взгляд. Напрасно я тревожился”, – догадывается Нафтоли. С грустью замечает недавний паломник, что все меньше хасидов готовы внимать ему. Авторитет же цадика, на который он дерзнул покуситься, как и прежде недосягаем. Двора, впрочем, слушает мужа с неослабевающим интересом. “С раби, должно быть, мне не сравняться никогда, он выше меня. А завоевать сердце Дворы я мог, и не совершая паломничества, я просто был слеп. Ради чего я пустился в столь тяжкий путь?” – с тоской размышляет Нафтоли. И вновь подставляет плечо раби Шмуэль. Он будто проник в душу ученика: “Ни о чем не жалей. Пройдут годы, и ты поймешь, друг, как верно ты поступил. А прибыль от правильного поступка в том, что он совершен”.
Еврейский мезальянс
Как-то в летний праздник швуэс гостили в Божине у раби Якова хасиды из города Добров, ученики раби Меира-Ицхака. Гости с нетерпением ждали исхода праздника, чтобы послушать знаменитые на всю округу сказки раби. Известен им также обычай божинского цадика: право рассказывать первую сказку он предоставляет гостю. Разумеется, у добровских хасидов сказка была заготовлена заранее.