И пробка хлопнула, другая —
На сердце стало хорошо.
Друзья тотчас подняли тосты
За свет отчизны и Лицей.
Душой открыты и не постны
Подняли тосты за друзей —
Кого уж нет, и кто далече,
На рудниках и в кандалах.
И, наконец, без долгой речи,
Как зачинатели в делах,
За Революцию сказали
Последний тост мои друзья,
Блаженство духа испытали.
(Сейчас того понять нельзя…)
Бокалом няню угостили
И завершили свой обед —
Поговорить не упустили,
О чём гудит культурный свет.
«Гремит сегодня Грибоедов.
Прочти вот «Горе от ума» —
Здесь голова семи советов,
Рука умелая видна!» —
Промолвил Пущин и поэту
Отдал комедии листы,
А тот, свечой прибавив свету,
Листы духовной чистоты
На руки принял осторожно,
Страницы бегло просмотрел.
Тот пишет ровно, непреложно.
Как Грибоедов преуспел!
И Пушкин стал читать новинку,
Отметив сразу чистый слог
(«И подложил наш тёзка свинку —
Заговорил, как новый бог!»).
«Нельзя скрывать, стихи прекрасны,
И часть – в пословицу войдёт, —
Заметил Пушкин. – Автор ясный,
Но Петербург его не ждёт…»
Вот дверь тихонько отворилась,
И появился рыжий поп,
Натура Пушкина смутилась,
Склоняя рифму «рыжий лоб».
Как полицейский, так духовный
Предписан властью был надзор
За резкий ум его греховный
И за безверия позор.
Так по предписанной причине
Игумен часто заходил,
Неся любезность на личине
И за спиной – надёжный тыл.
Тут спешно рукопись убрали,
Открыв затем духовный том:
«Минеи мы…» – друзья соврали,
А поп: «Да славен этот дом!»
Хотя видна на нём сутана,
В себя возлил хороший ром,
Добавил чаю два стакана,
Сказал: «Merci!» – и вышел вон.
И снова рукопись достали,
Её продолжили читать —
Слова уверенность давали:
Талант и в ссылке не унять!
Но вскоре Пушкин извинился
И, вынув чёрную тетрадь,
Лицом немного изменился
При виде счастья и утрат —
Пред ним ключом забили строки,
Его цыганы встали в ряд,
Им не грозят забвенья сроки,
Чему поэт безмерно рад.
Когда читать ещё приснится?
Поэт стоял к столу спиной:
В одной руке держал страницы,
Жестикулировал другой,
А позади сидела няня —
Связать носки господь ей дал.
Поэт читал наброски плана,
А Пущин в кресле наблюдал.
Так ногу на ногу закинув,
Сложивши руки на ноге,
Сидел, как царь, свой трон придвинув,
С улыбкой светлой на лице.
Сидел лицом к лицу поэта
И не сводил открытых глаз —
В словах он видел много света,
А в свете слышал чудный глас.
Но другу, Пушкину всё мало