Часто у Андрея возникали желания, придя домой, сразу же все рассказать ей: и что можно, и чего совсем не хотелось бы рассказывать. Когда Алла была особенно рассержена на него, она бросалась такими словами, которых он отродясь не слышал в среде своего обитания – в танковом полку. Нет, это не были хорошо всем известные крепкие словечки. Слова по своему звучанию больше походили на какие-то научные термины, но что они означают, Андрею не было известно, а спросить Аллу означало бы выставить себя полным идиотом, и, тем самым, еще больше усугубить ситуацию. Его мужское самолюбие никогда не допустило бы, чтобы он переспросил Аллу, типа: «Что ты хочешь этим сказать?» Он, скорее, был готов согласиться с ее профессиональной оценкой его поведения, характера, привычек, генетической предрасположенности, и даже постараться заверить ее, что впредь он поставит перед собой задачи не расстраивать ее, займется самосовершенствованием, будет повышать свою политическую подготовку и так далее.
Иногда Алла выкрикивала слова, каждое из которых вроде бы понятно, но когда они употреблялись вместе, то можно было подумать все что угодно.
«Вы все привыкли к коммунальному браку», – как-то выкрикнула она, когда Андрей явился под утро после обмывания очередного воинского звания своего сослуживца капитана Ковалева.
«Что за коммунальный брак?» – недоумевал Андрей. «Может быть, она имеет в виду перебои с водоснабжением? Наверно сегодня целый день не было воды и поэтому она такая злая» – подумал Андрей, с трудом стягивая брюки.
Хорошо, что Андрей не проявил любопытства в тот момент и не стал просить пояснений. Иначе он узнал бы, что под коммунальным браком психологи – профессионалы понимают такую ситуацию, когда каждый мужчина считает себя мужем всех женщин. Так было на очень ранних ступенях развития общества, иначе говоря, при первобытнообщинном строе. Хорошо, что Андрей пропустил это мимо ушей. Хотя, пропускай – не пропускай, он все равно ничего не понял. Он давно понял, что слова, бесконечно вылетающие из ее восхитительного рта, как пули, представляют собой реальную, зачастую скрытую опасность. Пытаться вступать с ней в дискуссии – все равно, что бросаться с шашкой на ползущий на тебя танк – раздавит в лепешку. Но со временем Андрей нашел адекватный ответ непонятным для него психологическим терминам. Он настойчиво искал противоядие этим незнакомым словам. Из лекций по тактике танкового боя он знал, что тот, кто знает слабые стороны соперника, имеет преимущество. Хотя Алла и не была его соперником, но все равно это было вопросом чести – найти ее слабые стороны, а слабые стороны есть у каждого. У него, например, незнание психологических терминов. Но должны же быть и у нее свои слабые стороны. В ходе поисков он пришел к выводу, что слабая сторона его супруги…, как бы это сказать…, в общем, когда застаешь ее врасплох. Он совершенного неожиданно понял, что Алла была совсем не похожа на себя, когда он проводил неожиданные маневры, в основном, наступательные, тогда, когда дома не было детей. Каждый маневр был для нее полной неожиданностью, потому, что Андрей еще из лекций по тактике понял: главное – не повторяться, и еще – ты сам должен выбирать «поле боя», чтобы самому не попасть в ловушку. Внедряя на практике полученные в танковом училище тактические знания, Андрей, как правило, выходил победителем, не давая ей даже возможности снять фартук или резиновые перчатки, в которых она мыла посуду. Он уже думал, что заимел «черный пояс» в определении слабых сторон жены, но по виду Аллы, однако, было не совсем понятно, одобряет ли она полностью такую тактику, потому, что из ее слов Андрей не всегда мог сделать правильные выводы. Когда Андрей заставал ее врасплох, будь то в гостиной, ванной, или на кухне, Алла говорила что-то насчет диапазона приемлемости, отсутствии форшпиля, а иногда даже о какой-то пубертантной сексуальности, которая, якобы, иногда проявляется у ее супруга.