– Стой, – приказал страж, выпячивая грудь, а затем и видный живот.
«Где эти дуралеи находят еду?»
– Поздновато для требований, – без лишней тревоги возразил Насир и тут же щёлкнул механизмом наруча.
– Ты оглох? Стой где стоишь! – рявкнул стражник с гордо поднятой головой.
Насир решил преподать ему урок. Во мраке сверкнуло лезвие клинка.
– Какие жалкие последние слова.
Глаза мужчины заметно округлились.
– Нет! Погоди-погоди… У меня сестра…
Насир, развернувшись на полный оборот, резко уклонился от меча стражника, после чего вонзил клинок прямо ему в шею. Мгновение спустя он оттащил кровоточащий труп в темноту, поправил одеяния и продолжил путь к переулку, скользя пальцами по шершавой каменной стене в поисках зацепов.
«Когда всё закончится, я стану стариком».
Добравшись по стене до крыш с северной стороны рынка, Насир принялся перепрыгивать с одной на другую, пока не достиг самого роскошного и высокого известнякового городского сооружения, квартала Дар-аль-Фавды. Владельцы верблюжьих бегов были одной из известных группировок, на которую покойный халиф из раза в раз закрывал глаза.
На бежевом каменном полу выстроились резные ширмы, за которыми виднелись пышные подушки нежных оттенков. В стороне, окружённый чашками без ручек, стоял традиционный кофейник далла. На посуде остались тёмные кольца. Повсюду валялись простыни и шёлковые платки. Насир знал, что происходило на этих крышах, и был рад, что правильно выбрал время.
Отбросив в сторону груду шёлковых подушек, Насир присел на корточки у края крыши. Серое небо ничем не выдавало истинного времени суток, но внизу, в вади[9], где вот-вот должна была состояться гонка, начинала собираться толпа: сарасинцы с тёмными волосами, смуглой кожей и печальными глазами. Его народ.
Глупые люди, которые пришли сюда, чтобы опустошить ларцы, сделав ставки на верблюдов.
С пренебрежительным вздохом Насир взглянул на шатры.
«Где же он?»
В поисках конфеты, оставшейся с прошлой ночи, Насир запустил руку в карман, да только вместо сладости нащупал прохладную круглую поверхность. Большим пальцем он погладил плоскую мозаику из верблюжьей кости. В одеждах Насира хранились солнечные часы, тусклые от старости, лазурные от окисла; стекло их давно треснуло. Когда-то они блестели на ладони султанши…
«Не время для воспоминаний, болван».