В целом же дела группы агента Макса шли неплохо. Райнхард пробыл в Японии уже три недели и успел немного сблизиться с некоторыми людьми из немецкой диаспоры. Общество, сформировавшееся вокруг фигуры фон Дирксена, оказалось открыто и доброжелательно. Пускай мотивация и личность берлинских журналистов привлекали внимание, Циглер не заметил, чтобы на них с Владимировым был направлен чей-нибудь подозрительный взгляд. Лишь раз, в вечер знакомства с обществом господина посла Райнхарду показалось, что за ними следят, но это чувство вскоре исчезло без следа. Похоже, «легенда» работала.
Возможно в «Центре» были полностью уверены, что подозрений возникнуть не должно, а возможно решили, что плюсы именно этой «легенды» перевешивают минусы. А плюсы действительно были. Например, частые встречи Циглера со своим новым радистом не вызывали ни у кого подозрений. Если верить словам шанхайского «контакта», через несколько месяцев «Леманну» должно было прийти письмо с сообщением о скоропостижной смерти матери. Владимиров немедленно уедет, наладив перед этим передачу данных в «Центр», а его место займёт человек с более надёжной «легендой».
Пока же Владимиров развил деятельность не менее кипучую, чем сам Циглер. Страсть военного атташе Отта к спортивным соревнованиям в целом и к традиционным японским игрищам в частности стала для группы Макса нежданным подарком, которым грех было не воспользоваться. За эти три недели Владимиров успел завязать с военным атташе приятельские отношения. Отт не производил впечатления человека слишком умного или проницательного, зато ему было скучно, а скучающие люди часто бывают разговорчивы.
Сам Райнхард между тем занялся поиском источников информации среди японцев. Создание сети местных информаторов тоже было его заданием, пусть и менее важным, чем работа с посольством. Циглер, следуя советам шанхайского связного, достаточно быстро смог выйти на контакт с японскими коммунистами.
Вообще, словосочетание «японский коммунист» казалось Райнхарду оксюмороном подобным «сухой воде» и «живому трупу». Со стороны японцы производили впечатление людей, поголовно поддерживающих империализм своей страны. Фигура самого императора обладала просто-таки священным ореолом, а его решения не подлежали никакой общественной критике. Впрочем, Россия до Войны тоже казалась Циглеру страной, где царская власть совершенно незыблема именно из-за отношения к ней забитого и необразованного народа. Вышло иначе.