Лук Бартелеми вытянул длинные, тощие ноги.
– Сколько себя помню, они всегда были здесь.
– Вы давно работаете в кафе?
– Двадцать пять лет. Но я слышал, что дрозды появились гораздо раньше. Больше века назад.
Журналист закатил глаза и что-то черкнул в блокноте.
– Их двадцать четыре, как в той песенке? «Две дюжины дроздов сидели в пироге…»
– «Когда пирог разрезали, они все стали петь»[5], – кивнув, процитировал Лук начало второго куплета. – Да. Зи однажды сказала, что эти птицы, скорее всего, родственники.
– Она, должно быть, пошутила?
– Зи никогда не шутила о черных дроздах.
Не зная, что ответить, журналист постучал ручкой по блокноту.
– Вам не кажется, что все это как-то странно?
– Ничуть. У нас с вами разное представление о «странном». – Лук поднялся и задвинул стул. – Мне пора работать. Хотите еще ежевичного чая?
– Да, спасибо. В жизни не пил ничего вкуснее!
Анна-Кейт
– Я слышал, юная леди, что вы скоро уезжаете изучать медицину.
Словно готовясь к баталии, мистер Лейзенби оттопырил нижнюю губу и выпятил челюсть.
Обойдя его стул, я убрала с соседнего столика грязную посуду и приборы. Любопытство мистера Лейзенби меня не удивило: этот недостаток присущ почти всем жителям города, как и бесцеремонная манера нарушать личное пространство. Все утро посетители кафе лезли ко мне обниматься, и моя сдержанность их нисколько не обескураживала. Ну разве так можно?
– Да. Занятия начинаются в августе.
Чтобы пройти первую ступень высшего образования, мне понадобилось семь лет: дважды я переводилась из одного университета в другой, потом приходила в себя после смерти мамы… К тому же денег на обучение не хватило, и я долго не могла накопить нужную сумму. Сама удивляюсь, что я вообще получила диплом. Честно говоря, если бы не обещание, давным-давно данное маме, я бы оттуда ушла.
– Хм-м… – протянул мистер Лейзенби, буравя меня суровым взглядом.
Сегодня он нарядился как на праздник: белоснежная рубашка на пуговицах, безупречно выглаженные брюки и галстук-бабочка в красно-белую клетку. Впрочем, как я поняла, мистер Лейзенби всегда так одевается.
Он пришел в восемь утра, к самому открытию. Вот уже больше двух часов сидит за столиком, аккуратно сложив на коленях салфетку, чопорно выпрямив спину, и, похоже, никуда не торопится.
– Что-то не так? – поинтересовалась я, заметив, с каким недовольным видом он ковыряется в тарелке.