Федерация превратила Тикани в город мертвых.
Почти все здания-развалюхи исчезли, их либо сожгли, либо разобрали. Оставшиеся дома мугенцы превратили в военную базу. От библиотеки, оперы с открытой сценой и школы – единственных зданий в Тикани, приносивших Рин хоть толику радости, – остались лишь скелеты, дома явно разобрали намеренно. Рин решила, что мугенцы обдирали доски со стен на растопку.
Лишь бордели в квартале удовольствий остались целехонькими.
– Возьмите дюжину человек, лучше женщин, и обыщите эти дома, нет ли там выживших, – приказала Рин ближайшему офицеру. – И побыстрее.
Она знала, что они там найдут. Знала, что ей следовало бы пойти самой. Но Рин не хватило смелости.
Она двинулась дальше. Ближе к центру города, около здания суда и торжественных церемоний, она обнаружила свидетельства публичных казней. Половицы на стене окрасились бурым, пятна запеклись уже много месяцев назад. Там, где когда-то, целую вечность назад, она прочитала свой результат экзамена кэцзюй и поняла, что поступила в Синегард, теперь валялась груда хлыстов.
Но трупов нигде видно не было. В Голин-Ниисе они лежали на каждом углу. Улицы Тикани были пусты.
И это вполне объяснимо. Когда цель – оккупация, трупы убирают. Иначе они начнут вонять.
– Великая черепаха, – присвистнул Суцзы, шагнув ближе. Сунув руки в карманы, он взирал на царящее кругом опустошение, как ребенок на воскресном рынке. – А они тут трудились не покладая рук.
– Заткнись! – рявкнула Рин.
– В чем дело? Снесли твою любимую чайную?
– Я сказала – заткнись!
Рин не могла позволить себе расплакаться у него на глазах, но едва дышала под давящим на грудь бременем. Голова закружилась, в висках стучало. Она вонзила ногти в ладонь, чтобы сдержать слезы.
Лишь однажды Рин видела подобное опустошение, и это ее почти сломило. Однако здесь было еще хуже, чем в Голин-Ниисе, потому что там почти все были мертвы. Она предпочла бы увидеть трупы, а не выживших, которые сейчас вылезали из уцелевших домов и щурились, как сбитые с толку животные, слишком долго прожившие в темноте.
– Они ушли? – спрашивали ее. – Мы свободны?
– Вы свободны. Они ушли. Навсегда.
Горожане встречали эти слова опасливыми, сомневающимися взглядами, словно ожидали, что мугенцы вот-вот вернутся и сокрушат их за безрассудство. Потом они осмелели. Все больше людей выползало из хижин, шалашей и укрытий, гораздо больше, чем Рин рассчитывала обнаружить живыми. По городу призраков пополз шепоток, и выжившие стали заполнять площадь, сгрудившись рядом с солдатами, поближе к Рин.