Девушка интуитивно попятилась; нога коснулась чего-то мягкого и пушистого. Дымчато-серая кошка метнулась в сторону, а затем протиснулась в огромную щель под ободранной дверью. Старуха виновато зашептала:
– Это наша с малышами комната, не смотри! А в твоей всё прибрано, как ты любишь! И заперто, чтобы не нашкодничали! – Нащупала на груди ключ и протянула с гордостью. – Вот! Сейчас отопру!
Скрюченные пальцы с трудом нашарили скважину, щелкнул замок. Взору предстала комната из прошлого, как в квартире-музее. Всё аккуратно, даже пыль не лежит, но по-спартански строго и бесприютно. Железная кровать под выцветшим стеганым покрывалом, ковер с оленем на стене. Рассохшееся пианино, издававшее пронзительный стон при каждом шаге по вздувшемуся паркету. Выгоревшая фотография девушки с длинной светлой косой, в белом платье; лица почти не разобрать, а фигура и стать – как у Татьяны. На старом, обшарпанном столе стадо грубых сработанных деревянных оленей.
– Серафима Васильевна, эти вещи оттуда? Из Крыма?
– Что ты, Лиза! Не называй меня так! Я – Сима, твоя сестренка младшая! – Старушка всхлипнула, утерла слезу, взяла со стола деревянную фигурку. – Олешек – это я вырезала, времени много было, пока тебя ждала. Пианино, кровать и стол – здешние, просто точно такие же, как те, что стояли в нашем домике на Хлебной улице. Он был красивый, уютный, беленький, с шелковицей во дворе! Ты так хозяйничала, хлопотала, даже пятна от ягод отмывала с бетона. – Ее взгляд затуманился, стал отсутствующим, и она замолчала.
Таня взяла в руки самую большую фигурку оленя с колючими рогами, повертела, чтобы лучше рассмотреть. Старуха заметила это, оживилась, затараторила:
– Такой же в нашем городском саду стоял, весь белый, и лавочка рядом, ты всё сидеть на ней любила! Когда гуляла… Ты много ходила всё, на лиман, к морю да на старое, заброшенное кладбище… Лиза, помнишь? Считала, что одна идешь, а я следом бежала. – Серафима не то хихикнула, не то всхлипнула. – Одна остаться боялась… Так и вышло… И потом всё бродила, искала тебя, учебу забросила. И вначале-то толку от меня мало было, а потом и вовсе голова дырявая стала…
Татьяна вспомнила, что она врач; симптом болезни нужно хватать за хвост и тянуть на поверхность.
– А когда голова дырявая стала? – ляпнула она и смутилась.