Последний вираж штрафбата - страница 15

Шрифт
Интервал


Однажды она резко оборвала родителя, когда тот в очередной раз заговорил о молодом человеке, которого хотел бы видеть ее мужем:

– Опять ты за свое… «Петя такой, Петя сякой разэтакий… Он тебя на руках понесет прямо в рай. Будете с ним в „мерседесе“ из гостиной в спальню ездить и на золоте пирожные с черной икрой кушать». Надоело! Я не желаю, чтобы кто-то относился ко мне как к части своего имущества, предлагал и выбирал меня словно вещь.

– А ты не торопись, – мягко посоветовал отец, – сперва хорошенько все обдумай, чтобы потом не жалеть.

– Я уже давно все обдумала и решила: я сама себе выберу пару.

– Ты хочешь связаться с одним из своих знакомых, чтобы стать такой же швалью, антисоветчиной, пеной, как они? Тоже мне «цветочки жизни»! Учти, вскоре за всех этих неформалов основательно возьмутся. Вот выселят тебя за сто первый километр с муженьком-тунеядцем, наслушаешься там до тошноты своих Битлов без нормальной работы и еды. По-другому запоешь.

– Ну, почему обязательно тунеядцем? – обиженно пожала плечиками Марина. – Мои знакомые все талантливые люди – писатели, поэты, актеры.

– Указ 1964 года никто не отменял, – стараясь выглядеть строгим, пояснил отец. – Кто не состоит в Союзе писателей или в Союзе художников, не считается профессиональным литератором или художником и подлежит высылке в деревню Кукуево Нездешнего уезда.

Скулову давно не нравилось, что дочь шляется по компаниям, где собирались всякие отщепенцы. Он вообще недолюбливал творческий народец, не считая их нормальными людьми. Эта скользкая публика вечно терлась в доме благодаря супруге, отравляя их совместную жизнь. Но если бы дочь хотя бы общалась с приличными представителями этого презренного цеха, имевшими нормальную работу. Так ведь своенравная девчонка, словно специально желая позлить обожающего ее отца, выбирала для общения полуподпольных неформалов, с которыми власти активно боролись. Между тем после громкого пропагандистского процесса над литературоведом и критиком Андреем Синявским и переводчиком поэзии Юлием Даниэлем даже рядом находиться с потенциальными диссидентами стало опасно. А дочка, кажется, намеревалась найти в этой сточной канаве себе женишка, в чем откровенно признавалась папе…


Разговаривая с отцом, Марина мечтательно уставилась на авангардистскую картину на стене, которую Скулов считал мазней какого-то педераста. Лицо же романтичной особы осветилось нежной улыбкой при воспоминании об авторе картины и его друзьях.