Телефон выскальзывает из пальцев и падает на пол. Вот что он мне тогда сказал, и получилось, что именно так я и поступила. Я могу представить его лицо, его всегда расслабленную, теплую улыбку, которая постепенно гаснет по мере того, как проходит минута за минутой, а я все не прихожу. Наверное, он тоже посылал сообщения, чтобы узнать, все ли со мной в порядке.
К этому моменту он, наверное, решил, что его ожидания оправдались?
И я даже не могу связаться с ним, чтобы все объяснить. Не могу связаться с Региной. С Кармель или с кем-нибудь еще. Вот почему мышцы сводит судорога. Я не знаю, что может случиться с человеком, которому я позвоню.
Пусть лучше думают, что я просто свалила.
Забила на нее.
Разбила сердце ему, потому что мне стало все равно.
Обхватив себя руками, я прерывисто вздыхаю.
– Мама, где ты?
* * *
Стены не становятся ближе, как бы я ни старалась мысленно сократить расстояние между ними. Я считаю, сколько шагов от одной стены до другой, это не помогает, но помогает кое-что другое. Сколько я себя помню, у нас с мамой был ритуал, который мы выполняли каждый раз, когда переезжали в новое место. Прежде чем распаковывать вещи или выбирать, кому какая спальня достанется, мы играли в игру, в которой мне нужно было найти выход из каждой комнаты. Когда я была маленькой, нужно было просто указать на окна и двери. Но когда я стала старше, сказать, что я могу выбраться через окно на первом этаже, было уже недостаточно. Мама заставляла меня показывать, как я доберусь до него, как открою, когда оно непременно застрянет, а потом продемонстрировать, как быстро и тихо я смогу выбраться. Просто на всякий случай.
Мама всегда объясняла, что это в ней говорит скаутское прошлое.
Девочка-скаут, блин.
В этом номере мотеля только две комнаты. В спальне входная дверь и два больших окна, а в уборной есть только маленькое окошко над унитазом – откидная форточка с петлями у нижнего края, которые держатся на заржавевших шурупах. От одного взгляда на них у меня начинают болеть пальцы.
Чтобы их открутить, понадобится несколько часов, если у меня это вообще получится. И я не хочу этим заниматься. Я хочу вернуться на кровать, свернуться клубком и спать, пока мама не разбудит меня и не скажет, что все это – плохой сон.
Унитаз скрипит, когда я забираюсь на него, а когда я берусь за шурупы, ржавчина пачкает пальцы. В итоге у меня уходит на это немногим больше часа. Приходится пожертвовать двумя ногтями, прежде чем последний шуруп поддается. Его я оставляю на месте, хотя и наполовину открученным, и возвращаюсь обратно в спальню.