Мои книги, ежедневники, альбомы, записные книги, пищевые дневники, блокноты для рецептов, списков и идей, разноцветные листочки-напоминания и планеры выглядывали буквально отовсюду. Они лежали на подоконниках, валялись на журнальных столиках, сиротливо ютились в уголках диванов и кресел, торчали из-под горшков и вазочек с цветами и скромно выглядывали между подушками. Дело в том, что я практически постоянно что-то читала, записывали или просматривала, благополучно оставляя вещи на том же месте. А затем я сбивалась с ног, пытаясь по всему дому отыскать нужную записную книгу, но, потерпев поражение, лишь махала рукой и брала другую. Можете себе представить, какой невообразимый хаос царил в моих записях.
Неисчислимое количество времени у меня ушло только на то, чтоб собрать все вышеперечисленное со всех обозримых поверхностей. Войдя в раж, я даже разложила книги по полкам практически в алфавитном порядке (моего терпения хватило примерно до буквы «з»), а блокноты и записные книжки в аккуратные стопки. Приободренная тем, что по крайней мере несколько дней мне не придется обегать половину дома в поисках нужной заметки, я с энтузиазмом направилась в свою комнату. Майло не отставал от меня ни на шаг, путаясь под ногами и заставляя меня то и дело спотыкаться и ругаться сквозь зубы.
Я занимала гостевую комнату, так как она единственная не хранила на себе отпечаток предыдущих обладателей. Ее стены были выкрашены в мягкий бежевый цвет, а не обиты вызывающими рябь в глазах старомодными кирпично-красными обоями, как спальня дяди и тети. Что касается чистоты, то здесь все было далеко не так плачевно, как в остальном доме. Моя комната была для меня очень сокровенным местом, поэтому содержалась практически в образцовом порядке. Я со всех сторон окружила себя любимыми вещами, доставляющими удовольствие, ведь только так я могла чувствовать себя здесь хотя бы отчасти в своей тарелке. Так что, лишь бегло исследовав содержимое моей спальни, можно было составить вполне исчерпывающее представление о ее хозяйке.
Занимавшее пол стены витражное окно выходило на заднюю часть дома. Обозрение частично закрывали густо широко разросшиеся ветви ясеня с серебристыми остроконечными листьями. На широком подоконнике лежала записная книжка в кожаной обложке горчичного цвета. Горшочки с цветами я переставила оттуда в первый же день, понимая, что со мной они долго не проживут, оставив после себя лишь рассыпанные по полу сморщенные листья. Пол комнаты я застелила мягким ворсистым ковром: холод линолеума заставлял меня чувствовать себя неуютно.