В юности и большую часть взрослой жизни я не задумывался о своей душе. Даже впервые начав практиковать Мусар, я не понимал, что это, по сути, работа души. Меня больше привлекали другие преимущества этой практики: возможность самопомощи и самосовершенствования. Мастера традиционного Мусара подчеркивают, что это процесс становления святым и возвышение себя в глазах Бога. Хотя некоторые учителя настаивают, что Мусар – не учение о самопомощи, подобная дискуссия для нашей практики не важна. Да и сам раввин Коцкер (1787–1859), вероятно, согласился бы с нами. Он говорил, что быть образцовым человеком – a mensch – необходимое условие для того, чтобы стать святым[15].
Обучаясь игре на фортепиано, мы знаем, что со временем будет получаться лучше. Важно ли при этом представлять все изменения, которые происходят в мозге и теле, создают мышечную память и ведут к улучшению навыков? Нисколько. Все, что нам нужно знать, – это то, что «практика дает результат». И все же мы, по сути, вносим коррективы во внутренний мир своего мозга и мышц.
Начиная практиковать Мусар, я менял свою душу и не знал об этом. Поскольку это в некотором роде духовный опыт, каким не может быть игра на инструменте, на каком-то этапе нашего пути важно признать, что то, что мы меняем, и есть наша душа. Духовность – это изменение внутреннего мира.
Есть немало заблуждений о душе, которые мы впитали из американской культуры и от которых нужно избавиться. Например, до того как начал изучать Мусар, я думал, что душа – это часть того, кто я есть, та часть, которая содержит мою сущность и, возможно, сохранится после того, как я уйду. И я думал о своей душе как о лучшей части самого себя.