– Здравствуйте, Христом-богом умоляю, приезжайте скорее, у меня Бегемот под ванной застрял!
Мужик на том конце провода впал в ступор. Нет, я его понимаю, и где-то даже сочувствую. Но это вот прямо сейчас. Потому как, если поразмыслить, что он тогда должен подумать после такого заявления? Кто-то завел карликового гиппопотама и допустил, чтоб тот мотылялся по ванной комнате? Кто-то из новых русских за городом содержит настоящего бегемота и разрешил ему подлезть под подпорки ванной, поставленной с какого-то перепугу на уровне второго этажа? Кто-то глупо шуткует по пьяни? Кто-то переупотреблял наркоты и теперь видит глюки? Мужик отмер и сдавленно уточнил место моего пребывания:
– А Вы… эээ… где находитесь?
– Дома, в квартире! Записывайте адрес!
– А с животным… что?
– Да говорю же, под ванной застрял, причем явно давно, ему плохо, он сорвал голос и уже еле квакает!
Мужика снова блокировало. Я, будучи на нервяке, не сразу въехала, что моя манера изъясняться может показаться не знающим меня окружающим не совсем… ммм… нормальной. Ну, вот имею я дурацкую привычку называть любую низкую обувь тапками, брюки и джинсы – портками, головные уборы – шляпами, а издаваемые окружающими звуки – кваканьем, так что ж теперь делать? А переучиваться не собираюсь, больно жирно будет.
Мужик все-таки отмер и переспросил, что делает животное. Я честно ответила, что скотинка затихарилась под ванной и еле хрипит. Но не вылезает. И не подманивается даже на буженину.
– Подождите… у Вас, что… бегемот ест буженину?!
– Ну… я знаю, что ему вредно… но как-то сдуру дала попробовать кусочек, он запомнил и теперь выпрашивает еще, когда я ее ем. Слушайте, оставьте в покое вкусовые предпочтения моей животинки, Вы спасать его вообще собираетесь?
– А… Вы не шутите?
– Какие к чертям собачьим шутки, приезжайте уже и вытаскивайте несчастную тварюшку!
Я перешла почти на крик, явно чувствуя подступающую истерику. Долгие перепирательства с горе-спасателем закончились тем, что кот, поняв, что помощи от тупых двуногих ему не дождаться, соизволил выдернуть свою тушку из-под ванны и, хрипло мявкая, приползти ко мне на брюхе за обещанной вкусностью.
– Кисонька, – заливаясь слезами возопила я, – умничка мой, сам выбрался!
Все еще «висевший» на трубке спасатель необычайно оживился, услышав нашу с котом радость от воссоединения, и неуверенно переспросил: