– Вам что, портрет или пейзаж? – спросила она. – А может, натюрморт предпочитаете?
– Меня интересуют работы Ксении Миленко. У вас есть что-нибудь?
Лицо тощей дамы немного оживилось и даже порозовело.
– Знаете, – доверительно наклоняясь к Шахрову, сказала она, – это единственная художница, которой удается продавать картины через наш магазин. Если кто сюда и заходит, то покупает только ее работы. Идите сюда!
Она подошла к двум полотнам средних размеров, без рамок.
– Вот! Это ее. Одна называется «Синяя мозаика», а другая… минуточку… – Дама наклонилась, вглядываясь в неразборчивую надпись. – Ага… «Туманность». Да, все верно. Ее стиль. Туманно и неопределенно.
Егор Иванович смотрел на картины. Они не произвели на него никакого впечатления. Мазня. По-другому не скажешь. Чего он поперся в захудалый магазинишко? Какая-то Ксения… тьфу!
Внезапно у Шахрова потемнело в глазах, а затылок стал ледяным. Он едва устоял на ногах, с ужасом ощущая, как предательски дрожит тело.
– Что с вами? – испугалась дама. – У вас не астма случайно? А то здесь такая духота! И пыль…
– Н-нет. Все в порядке. – Шахров стиснул зубы, подавляя приступ дурноты. – Я возьму вот это…
Он ткнул пальцем в полотно, которое называлось «Синяя мозаика».
– Вам завернуть?
– Не надо.
Шахров достал из портмоне стодолларовую купюру и протянул даме. Это слишком много за такую дрянь, но более мелких денег у него при себе не оказалось. Честно говоря, Егор Иванович не собирался ничего приобретать, он хотел только посмотреть.
– «Синяя мозаика» стоит двести пятьдесят долларов, – отчетливо произнесла тощая дама и чихнула.
– Сколько?!
– Вы же меня, дорогой Илик, без ножа режете! – пронзительно вопил в трубку Козленко. – У меня спектакль срывается!
– Плевал я на ваш спектакль! – рассвирепел Гусаров, который только-только сел поработать, как на тебе, приходится выслушивать претензии режиссера.
Мысли, эпизоды, целые фрагменты романа роились у него в голове, грозя перемешаться или вовсе исчезнуть, а он должен отвлекаться на всякую ерунду!
– Илик… – жалобно проскулил Эрнест Яковлевич.
– Я вам не Илик! Слышите, вы?! – взревел драматург и бросил трубку.
Подумав мгновение, он вскочил и отключил телефон. Пусть теперь Козленко попробует до него добраться!
Замирая от предвкушения грядущего творческого процесса, Илларион Гусаров уселся за компьютер и вдохновенно защелкал клавишами…