Сердце Москвы. От Кремля до Белого города - страница 7

Шрифт
Интервал


Названия географических и, в особенности, названия водных объектов – гидронимов – наравне с археологическими свидетельствами наиболее важный источник наших знаний о народах, населявших определенные территории.

В бассейне Москвы-реки в 3–2-м тысячелетиях до н. э. обитали финноугорские племена, и очень вероятно, что именно они и дали имя этой реке. Балтские племена появились существенно позже, и жили здесь они на протяжении 1000–1500 лет (примерно от начала 1-го тысячелетия до н. э. до середины 1-го тысячелетия н. э.), не говоря уже о славянах, которые появились примерно во второй половине 1-го тысячелетия н. э., причем долгое время оба племени жили вместе и ученые говорят о балто-славянской общности.

Почти все, писавшие о топониме Москва, делили это слово на две части – «Моск» и «ва», объясняя далее каждую часть по отдельности, как правило, обязательно присваивая части «ва» значение «вода» из различных языков. Они рассматривали его современную форму слова, не принимая во внимание развитие его во времени – ведь в древних формах топонима окончания «ва» не было.

Известный языковед И.Г. Добродомов вполне убедительно показал, что топоним с формой «Московь», зафиксированной в Лаврентьевской летописи: «Глѣбъ же на ту щсень приѣха на Московь и пожже городъ весь и села» (1177), имел в качестве более древней форму «Москы», реконструируемую лингвистами. Но, как указывает Добродомов, эта форма представляет собой развитие еще более древней формы – «Мушко» исчезнувшего финно-угорского языка, мери или мещеры, которую древние славянские поселенцы на Москве-реке переделали в «Москы». Как пишет исследователь, «в таком случае получается, что название Москва может рассматриваться как органический сплав принесенного славянами родного названия и местного финно-угорского, переозвученного по образу названия исконного. Свое и чужое в нем оказалось просто сплавленным».

Конечно, как и многие старинные города с богатой историей, Москва имеет свои легенды и предания. Исследователь повестей о начале Москвы справедливо отмечает, что исторический факт «окружен в повестях большим количеством вымышленных подробностей. Эти подробности каждый из авторов подбирал, руководствуясь своими задачами, но все они сошлись в свободном обращении с известными историческими событиями…».