– Я в шоке. Так ты могилы…
– Хватит, Мэри! Хватит! Не для нежных девочек про могилы рассказы. Забудь! Иди, радость, ко мне, я буду любить тебя и напишу красивый роман. Великий роман.
– О-о, роман! Я люблю тебя (и шептала в объятиях), жаль, что у меня нет веснушек. Ты любишь веснушки? А я сегодня утром гуляла в Песочное. Там много травы и цветов полевых, ходила по полям и улицам и много мечтала. Ах, я думала, что только в книгах бывает счастливый служебный роман. Писатель и Муза. Это я твоя любимая муза! Это прекрасно! Люблю тебя… а-а…
– Молчи. Замолчи. Тс-с-с, хочу тебя.
Поэт схватил сильнее руками Мэри и закричал: «Я люблю тебя!», а она улыбалась: «Хорошо, я согласна!» и умоляла: «Ещё!», и была очень счастлива.
И вот Мэри прошептала:
– Поэт, иногда мне кажется, что это кино, я теряю голову. Я в раю?
– Да, предвкушение рая – это любовь.
– Я люблю тебя, мой милый Хемингуэй, возьми же меня!
Дурацкая улыбка на её лице, аритмия и бабочки в животе. В глазах – восхищение, страсть, и мощным потоком уносит её счастье. Платьем для неё сегодня были его объятия, нежные, крепкие. Мэри была идеальной любовницей – её мгновенно заводили прикосновения, она млела, громко стонала, кричала, а он говорил:
– Кошка! Что так счастливо кричишь? Ты будишь во мне зверя, р-р-р, тигра, альфа-самца!
– Возьми же, милый, любовью меня! Да, герой! Да, мой Поэт, я хочу в рай! Я твоя ненасытная кошка, я твоя муза, Поэт. Хочу, чтобы страстно! Давай же страстно, сильнее, я прошу, ещё раз! Как в первый раз. А-а-а, чмок тебя всей слюной! Боже, не могу поверить, что это я! И я это сказала тебе?! А-а! Поцелуй меня в шею, и сзади. Умоляю! Ещё!
После любви, когда они лежали в постели и отдыхали, Мэри спросила:
– Как ты познакомился с первой женой? Говорили, она погибла в аварии?
– Да (с секунду помолчал), не помню, как познакомился, могу рассказать, как первый раз делал ей предложение.
– Расскажи мне, пожалуйста.
– Слушай. Я в школе был хорошистом, но безбашенным, отчаянным хулиганом и драчуном. Специально ходил драться с уличными хулиганами в парк, силу и гормоны девать было некуда. На меня все жаловались, и в полицию, и родителям, и в школу, даже в суд подавали – вообще беспредельщик полный! С рождения я был упрямый, мечтал стать кузнецом или скульптором. Делал только то, что хотел, и заставить силой меня было невозможно, только любовью и разговорами. Родители терпели – они очень любили меня. Безмерно любили! И я их любил…