«Подсудимый, вы знаете, что вам сулит повешение? – приступил Судья к расспросам. – В начале заседания я проведу простую процедуру, которая позволит сэкономить мое и ваше время. Вот весы справедливости».
С этими словами он поставил на стол небольшой прибор, напоминающий обычные продуктовые весы, и выложил рядом несколько гирек.
«Каждая гирька – это злодеяние. Некоторые из них больше, другие меньше. На левой чаше весов я возложу ваши добродетели. Если чаши сравняются, мы начнем процесс. Если же злодеяния перевесят, приговор будет вынесен в ту же минуту».
«Повесить мерзавца!»
«Суд для него – слишком гуманно!»
«Сжечь исчадие ада!»
Со всех сторон раздавались полные ненависти голоса и сыпались грубые ругательства. В это время парень продолжал пристально смотреть в глаза Судьи, на его озлобленном лице не дрогнул ни единый мускул. Призвав аудиторию к порядку, Судья взял первую увесистую гирьку.
«Отвечайте лишь „правда“ или „ложь“, – предупредил он. – Вы похитили девушку Мию Морель?»
«Правда», – впервые подсудимый что-то сказал, и Судья удивился, насколько зычно и уверенно звучит его голос.
«Этот ублюдок заслуживает смерти! Убейте его! Моя девочка! Моя любимая крошка!» – одна женщина принялась рыдать, утирая платком потоки слез. Судя во всему, жена мэра. Мужчина лет сорока обнял убивающуюся женщину за плечи.
«Это была наша единственная дочь!» – горестно пояснил он.
«Говорить в суде имеет право лишь тот, к кому я обращаюсь», – грозно предупредил Судья и взял вторую гирьку. Чаша весов почти коснулась поверхности стола.
«Вы перерезали весь скот у фермера месьё Перье?»
«Правда».
«Вы спалили дотла дом уважаемого доктора Мореля?»
«Правда».
По залу прошел громкий ропот, и раздались голоса:
«Бери гири тяжелее!»
«И гирей по башке ему!»
Судья строго посмотрел на аудиторию, голоса замолчали.
«Вы украли священную икону, подаренную церкви Коммуны самим Ватиканом?»
«Правда».
«Вы нанесли непоправимые физические увечья главному надсмотрщику местной тюрьмы?»
«Правда».
В зале начало твориться что-то невообразимое. Улюлюканья, вой, плач, грозные выкрики. Судье потребовалось немало времени, чтобы угомонить разъяренную публику. Его голова трещала от бессонной ночи и спертого воздуха, а в боку почувствовался знакомый укол, не предвещающий ничего хорошего. Скорее бы покончить с этим! Чаша весов уже давно касалась стола и ставить на нее новые гири не имело никакого смысла. Наконец Судья взял самую тяжелую из них.